Дом восходящего солнца.
Море выбегало на берег, хватало меня за ноги и убегало, оставляя в суетливых извилистых струйках и маленьких лужицах обрывки водорослей и камешки, обсосанные до сладости леденца. Некоторые из них были похожи на хитрый глаз лисы.
Город, в котором мы тогда жили, назывался Хаапсалу. Море было Балтийским.
Глупо все-таки, что человек вырастает из детства. Теряется радостное и наивное удивление перед миром, которое умные и экспансивные французы назвали impression, что означает «впечатление». Вырастая, мы становимся практичными и рассудительными, чаще всего навсегда утрачивая способность смотреть на мир с удивлением. Впечатление пропадает. Мы протягиваем руку и говорим — Господи, даждь нам днесь!
Чем старше я становлюсь, тем чаще в моей голове вспыхивают сверхновые забытого когда-то прошлого. Говорят, что перед глазами умирающего проходит вся его жизнь. Если это так, то наступит однажды миг, когда я вспомню все.
У вас никогда не бывает, что, блуждая по улицам незнакомого города, вы неожиданно сталкиваетесь с запахом вашего детства? Вот так, идешь по совершенно незнакомой улице, вдруг — неожиданный поворот, случайный ветерок, подъезд, пропахший кошками и стираным бельем, и — о боже! — именно так, именно так пахло когда-то далеко и давно, может быть, сто или двести лет назад. Воспоминания, живущие где-то глубоко в памяти, вдруг оживают, и в этих воспоминаниях таится тайная дрожь первого поцелуя, который ты уже забыл, лихорадочный трепет первою греха, который ты не забудешь до смерти, горечь давно ушедшей в небытие обиды, боль от удара и утрат, восторг однажды случившейся удачи, восхитительное чувство пойманного в полете мяча, сладость украденного, и синий дым на полях, и ярость тела, мчащегося на лыжах по снежной степи, и многое из того, что хотелось бы, но невозможно выразить словом.
Тропинка, ведущая к морю.
По серой воде бежали свинцовые барашки волн. Свинец в движении? Упрекните меня, но это запомнилось именно так.
Кричали чайки. Крик их похож был на скрип петель открываемой двери.
Может быть, это кто-то рядом со мной открывал двери в свое детство?
Море называлось Балтийским.
Прошли годы, и я стоял на причале, глядя на море. А море смотрело на меня черными глазами затягивающих водоворотов. По воде плыли какие-то щепки и размокшая пачка ленинградского «Беломора» фабрики, имени Урицкого. Наверное, она собиралась отправиться в кругосветное плавание.
Остро пахло винной пробкой, и солоновато-горький привкус стоял во рту. Вкус слез, которые всегда сопровождают встречи и прощания. Встречи с прошлым всегда обещают прощания с тем, что навсегда утрачено в нем.
Осколки воспоминаний. Разбитое зеркало души.
Перестало хотеться заглядывать в будущее. Сначала очень хотелось, а потом вдруг перестало хотеться. Наверное, потому что ушла вера в светлость и справедливость будущего. Теперь мне все чаще хочется вспоминать. Хочется восстановить прошлое, чтобы ожили в тебе его картины, как оживает в откупориваемой бутылке шампанское, выдержанное в подвалах несколько десятилетий. Но стоить только взяться за это безнадежное занятие, как цельная картина мира, в котором ты когда-то жил, рассыпается на осколки, вглядываясь в которые ты не узнаешь никого.
Я шел по берегу и увидел, как пацанята лепят из мокрого песка крепость. Крепость была славная — с круглыми зубчатыми башнями, с подъемным мостом и замком в ее середине. Невольно я им позавидовал. Мне тоже захотелось перемазаться в песке и лепить этот чудесный замок, населенный благородными рыцарями и прекрасными принцессами, замок, в котором по ступеням тяжелых сводчатых башен, освещенных чадящими факелами, бродяг печальные привидения и где в темницах закованы в кандалы кости когда-то живших врагов обитателей крепости.
Да, песчаные замки строят лишь в детстве. Позже этим некогда заниматься — надо переделывать мир.
Город назывался Хаапсалу. Когда-то его построили эсты.
Я так и не узнал, где надо поставить ударение в названии города, чтобы оно прозвучало правильно, Тогда, в прошлом, я просто не успел, сейчас мне стало все равно.
Отец был военным. Это сейчас правители эстов стали называть наших военных оккупантами из своих сиюминутных политических соображений. Тогда оккупантами считались германские войска, занявшие страну и уничтожившие случайно поселившихся в ней евреев.
Господи! Как они надоели, эти глашатаи, твердо знающие, что нужно всем остальным, эти проклятые вожди, которые хорошо знают, куда они нас ведут! У меня нет никаких претензий к американцам и чеченам, к буддистам и мусульманам, к деловитым японцам, к плодовитым китайцам, к бесшабашным неграм — пусть они все живут, как хотят. Я им тоже ничего не сделал, и у них нет претензий ко мне… Все претензии появляются у вождей и глашатаев, которые спешат наделить этими претензиями возглавляемые нации. А людям, как и мне, хочется простоты. Им хочется жить, чтобы потом, когда эта жизнь подойдет к своему печальному, но естественному завершению, вспоминать не о времени, когда ты был героем и бросался с гранатой на танк, а времена, когда ты любил сам и был любим, когда тебя окружал зеленый луг, на котором паслись гордые кони и по которому гуляли прекрасные девушки. А героизм противен всему порядку жизни, он появляется тогда, когда жизнь начинает течь в ненужном ей направлении.
Дети знают это лучше нас.
Правда, наши отношения с детьми не всегда верны. Частенько забывается, что дети — это просто маленькие люди. Они любят и ненавидят, смеются и грустят, обижаются и обожествляют так же, как это присуще взрослым. Зачастую мы пытаемся свести общение с детьми к административной родительской функции, не учитывая, что из детей, воспитанных по таким рецептам, никогда не получится хороших родителей.
Но ведь цепь случайностей не должна прерываться. Мы должны думать о будущем. Смысл общественного прогресса — в совершенствовании человеческой души. У нас же почему-то больше упирают на научно-технический прогресс. Потому мы и живем все теми же питекантропами, только научившимися пользоваться компьютерами и запускающими ракеты в космос. И мне кажется, что мы допускаем еще одну ошибку. Почему-то считается, что прогресс заключается в степени сытости. Конечно, двести сортов колбасы неплохо, очень неплохо. И все-таки это только колбаса. Лужа, в которой отражаются звезды. Для того чтобы увидеть настоящие звезды, а не их отражения, необходимо поднять рыло от воды и посмотреть вверх.
Как семя в почву, мы должны уложить в души наших детей тот нравственный заряд, который позволит им сохранить самые высокие человеческие качества и осознать, что предназначение человека там — среди звезд.
