проковылял к угловому столику. Все меры предосторожности были приняты. Со стороны их встреча выглядела чисто случайной.
Сев за столик с соблюдением принятых японцами приличий, Одзаки, изобразив на своем лице безразличие, сказал:
— Вы очень неосторожны, господин Зорге. В вашем положении нельзя попадать в дорожные происшествия.
— Но я никого, кроме себя, не подвергая опасности.
— Я не это имел в виду и хотел сказать: так вы не принесете пользы общему делу.
Зорге проглотил упрек молча. Одзаки мог сделать ему подобное замечание, так как резидент очень дорожил своим лучшим сотрудником и считался с ним.
— Я хотел попросить вас взять одного человека в качестве преподавателя живописи для вашей дочери, который стал бы давать ей частные уроки. Мне скоро понадобится прямая, но незаметная связь с вами.
— Что это за человек?
— Мияги, мой переводчик. Он специалист по резьбе по дереву.
— Хорошо, — ответил Одзаки после долгой паузы. — Если вы считаете это целесообразным, пришлите его ко мне.
— Здесь надо быть осторожным, — продолжил Зорге. — Его появление должно выглядеть случайным, что вы, в случае чего, могли бы доказать. Используем простой прием. Дайте объявление, скажем, в «Осака асаби симбун», на следующей неделе. И из числа тех, кто предложит свои услуги, остановитесь на Мияги.
— Согласен, — сказал Одзаки. — А надежен ли этот человек? Я имею в виду: будет ли он только связником от вас ко мне или же и от меня?
— Можете доверить ему любой материал, в том числе секретные документы. В случае необходимости он обязательно вернет их вам через несколько часов.
Одзаки задумался, а потом сказал:
— Это намного облегчит дело. Ваш план хорош, господин Зорге. Возникает лишь вопрос: почему вы не сделали этого раньше?
— Только сейчас, — ответил Зорге, — пришло время задействовать все резервы.
Хотя Одзаки ничего не сказал, Зорге почувствовал, что он согласен. Резидент был доволен: решен вопрос об установлении оперативной связи с ценным источником. Ведь Одзаки — один из влиятельных людей в Японии, лучший знаток Китая, советник премьер-министра принца Коноэ.
Одзаки словно прочитал мысли Зорге и заметил:
— Агнес Смедли [17] прислала мне письмо.
Зорге скрыл как свое удивление, так и неприязнь и хрипло спросил:
— О чем же пишет эта баба?
— Она необычная женщина, — ответил японец с улыбкой.
Конечно, Смедли была необычной женщиной и даже более того: она походила на мужчину, ее глаза широко смотрели на мир, а перо относилось к числу блестящих. Это была Эгон Эрвин Киш [18] в юбке! И хотя никто не собирался спорить, женщина ли она в действительности, а тем более проверить это, каждый, кто мог читать, понимал, под каким флагом она маршировала. В тридцатом году Смедли познакомила в Китае Зорге с Одзаки. А чего она лезет сейчас?
— Сообщила ли она свой обратный адрес?
— Нет, на конверте ничего не было.
— А что вы сделали с ее посланием?
— Я сжег письмо.
— Вот это правильно, — засмеялся Зорге с облегчением. — Вы знаете, дорогой Одзаки, мой принцип: никаких связей с лицами, которые известны как коммунисты.
Рамзай решил в следующей радиограмме в Москву сделать подножку этой особе, стремившейся установить дружеские связи с сотрудниками его резидентуры, что было опасно для дела. Там ей дадут взбучку: Москва обычно прислушивалась к его мнению.
— Вероятно, ваши меры безопасности, которые мне иногда кажутся преувеличенными, на самом деле вполне оправданны, — произнес Одзаки. — Наша тайная полиция буквально лезет вон из кожи. Только за последнюю неделю она выявила работу трех коротковолновых приемников.
— Таких в Токио гораздо больше, — безразлично прокомментировал Зорге. — Коротковолновый приемник еще ничего не значит. Передатчик куда более интересен.
Он сделал вид, что его это не касается, но на самом деле сообщение Одзаки его обеспокоило.
— Немецкий посол утверждает, — продолжил Рихард, — что ничего не знает о дополнительном секретном военном соглашении к антикоминтерновскому пакту.
— Оно существует, — произнес Одзаки спокойно. — Вас интересует его текст?
— Передо мной не ставили задачу получить этот документ. Вероятно, он уже есть в Москве от источников в Берлине. — Говоря так, Рихард промолчал о замечании Алекса о том, что соглашение не представляет интереса.
— Почему же со мной завели разговор об этом документе? — спросил Одзаки, не скрывая любопытства.
— По личным причинам, — признался Зорге, даже не думая, что говорит.
Одзаки был надежным человеком, с ним можно не осторожничать, как с другими.
— Мне надо знать, обманывает ли меня посол.
— Не исключено. Но он старается, как говорится, сохранить свое лицо перед вами. Вы же с ним в дружеских отношениях, не так ли?
— Если посол в действительности знает о секретном соглашении, — задумчиво проговорил Зорге, — то он больше мне не друг. Он тогда такой же поджигатель войны, как и все там, наверху, в Берлине.
— Мне кажется, что вам не хочется верить в то, что посол обманщик. Тогда не думайте об этом, — сказал Одзаки. — Есть еще одна версия, которая может вас успокоить. Вполне вероятно, что посол и не участвовал в принятии соглашения. А то, что он будто бы вообще не имеет о соглашении никакого представления, другой вопрос. Надо полагать, он просто не хочет ничего об этом знать и пытается успокоить свою совесть, пряча, как страус, голову в песок.
— Ну и ладно, — ответил Зорге и попытался сменить тему разговора.
— Иногда у меня возникает вопрос, — сказал Одзаки, мягко улыбаясь, словно просил прощения за свои слова, — являетесь ли вы на самом деле тем, за кого себя выдаете? Вы ведь индивидуалист, личность с большим самомнением, может быть, даже человек, так сказать, вне общества и в то же время коммунист.
—
