интервью Дианы о том, что КГБ мешает ей выйти замуж за русского возлюбленного, что у нее отобрали визу, что на жениха было совершено покушение. В назначенный час в сопровождении толпы репортеров Диана прямо из американского посольства проследовала в ЗАГС, где был благополучно зарегистрирован ее брак с Сергеем, приехавшим из больницы с перевязанной головой. Г-жа Никсон и г-жа Киссинджер прислали по корзине цветов и сожаления, что не смогут присутствовать. В прокуратуру больше никого не вызывали, и вскоре молодожены отбыли в Чикаго. Игнашева я больше никогда не видел, но слышал, что это был прочный брак. Оба работали в Чикагском университете, она – профессором славистики; он – библиотекарем, вплоть до своей смерти в автомобильной катастрофе в 1998 году. О судьбе его деверя в ЦК КПСС ничего не известно. А меня тогда так и не поймали, потому что, не дожидаясь конца саммита, мы с Валентиной уехали отдыхать в Крым.
Я вышел из подполья месяца через полтора, вновь начав курсировать по привычному маршруту – от Слепака до Сахарова. Хотя я некоторое время ожидал, что меня побьют или брызнут какой-нибудь отравой (такие случаи бывали), никаких санкций со стороны Конторы не последовало; видимо, «семерочники» были настолько благодарны, что я не стал устраивать демонстраций во время саммита и не навлек на них взысканий, что мой уход от «наружки» решили оставить без последствий. В начале августа Никсон ушел в отставку, и московские отказники подняли за это бокал шампанского, надеясь, что теперь позиции сенатора Джексона усилятся. Мои родители, видя, что со мной ничего не произошло, немного успокоились и поверили в защитную силу détente. Козловский, долетев до Вены, обнаружил, что его тяга на историческую родину еврейского народа исчезла, и поехал вместо Тель-Авива в Нью-Йорк. А я занялся новым проектом – сбором материала для шефа московского бюро «Нью-Йорк таймс» Хедрика Смита, который задумал писать книгу о России.
Глава 7. Империалистические микробы
Пока я бегал по Москве, пытаясь возбудить гнев властей, в СССР происходили грандиозные, хотя и невидимые для непосвященных события, превратившие мою профессию в новую тайную индустрию.
Военная микробиология была обязательным предметом на биологическом факультете МГУ, который все мы – Валя, Таня и я – окончили в 1969 году. В течение четырех семестров мы изучали сравнительные боевые качества всевозможных страшных болезней: чумы, сибирской язвы, оспы, лихорадки Денге и т. п., которые «империалистические государства собирались использовать против СССР» в случае войны. Мы также учили основы биологической защиты, то есть первую помощь, диагностику, логистику, эпидемиологию и т. д. Наш профессор, низкорослый очкастый полковник Исак Максимович Вольпе, изо всех сил старался возбудить у нас интерес к своему жуткому предмету. Но студенты не проявляли никакого энтузиазма, за исключением, пожалуй, одного дня, когда нас всех отвели в запертую комнату в подвале, чтобы примерить нелепые комбинезоны и противогазы. По окончании курса мы получили звание младшего лейтенанта запаса в войсках радиационной, химической и биологической защиты.
Чтобы читатель понимал, о чем пойдет речь, я вкратце перечислю основные технические понятия, которые нам пришлось детально изучать в классе полковника Вольпе.
Патогенные, то есть болезнетворные, бактерии, например, возбудители чумы, сибирской язвы или холеры – это микроскопические одноклеточные организмы. Они размножаются в различных нишах человеческого тела, таких как кишечник, кровоток или дыхательная система, и вызывают заболевания, выделяя ядовитые вещества, или токсины.
Человеческий организм борется с инфекцией, используя иммунитет – антитела и специальные защитные клетки, которые атакуют и уничтожают вторгшиеся бактерии. Иммунитет нацелен на отдельные структурные элементы бактериальных клеток, называемые антигенами. Иммунный ответ организма можно искусственно вызвать с помощью вакцин, которые имитируют бактериальные антигены, не вызывая заболевания.
Антибиотики – это природные вещества, убивающие бактерии. Однако бактерии могут стать неуязвимыми для антибиотиков, приобретая гены устойчивости к антибиотикам. Эти гены часто переносятся небольшими кольцевыми молекулами ДНК, называемыми плазмидами, которые могут перемещаться из одной бактерии в другую, увлекая за собой устойчивость к антибиотикам.
Помимо бактерий, заболевания могут быть вызваны вирусами, которые являются не клетками, а сплавом ДНК и белка. Вирус проникает в клетки человеческого тела и разрушает их изнутри. Примеры вирусных заболеваний – оспа, бешенство или Эбола. В отличие от бактерий, вирусы неуязвимы для антибиотиков, но чувствительны к иммунной защите.
В самом общем смысле биологическое оружие (БО) – это формы патогенных бактерий, вирусов и токсинов, используемые в военных целях, а биозащита – это борьба с ними с помощью иммунитета и антибиотиков.
В 1969 году, когда мы заканчивали университет, президент Ричард Никсон ошеломил мир, в одностороннем порядке отказавшись от биологического оружия. Он заявил, что накопленный в США арсенал БО будет уничтожен, производство остановлено, испытания прекращены, а исследования ограничены исключительно оборонительными задачами.
«Примером, который мы подаем сегодня, мы надеемся внести свой вклад в атмосферу мира и взаимопонимания между народами», – заявил Никсон, выступая в городе Форт-Детрик, штат Мэриленд, где находился центр БО армии США.
«Это империалистический обман, – сказал полковник Вольпе. – Как вы прекрасно понимаете, проверить соблюдение этих обещаний невозможно».
Наша студенческая компания восприняла этот шаг США с удивлением и цинизмом. Неужели американцы думают, что советские лидеры увидят в их одностороннем пацифизме что-либо, кроме слабости? Конечно же, они воспользуются этим, чтобы одержать верх в гонке вооружений!
Еще более непонятным казалось сообщение о том, что архитектором американской капитуляции был знаменитый гарвардский генетик Мэтью Мезельсон, чьи работы установили, как молекулы ДНК самокопируются для передачи генов из поколения в поколение. По Академии ходили слухи, что это он убедил Никсона отказаться от БО. Логика Мезельсона заключалась в том, что миролюбивый шаг убедит противников США последовать их примеру. Я просто не мог понять, как человек, обладающий интеллектом Мезельсона, мог быть столь наивным.
Но вопреки моему скептицизму казалось, что американская мирная инициатива сработала: Советский Союз внезапно отказался от давних возражений против контроля над вооружениями. Вскоре после заявления Никсона начались переговоры об ограничении стратегических вооружений, или ОСВ. В 1972 году в Москве Никсон и Брежнев подписали Договор ОСВ-1, который ограничивал количество ядерных боеголовок, и Договор о противоракетной обороне, или ПРО. В том же году СССР подписал Международную конвенцию о запрете БО, которая поставила вне закона его разработку, производство и накопление. Это было историческое достижение, впервые запретившее целый класс оружия массового уничтожения. С обеих сторон заработали машины пропаганды, провозгласившие новую эру разрядки – ослабления напряженности и, возможно, начала конца холодной войны.
Единственная проблема во всем этом, по крайней мере с моей точки зрения, заключалась в том, что Кремль не имел ни малейшего намерения соблюдать договоренности. У меня, конечно, не было конкретных доказательств, но как яростный антисоветчик я был абсолютно убежден в злостной природе режима. Обман был у него в крови – как инстинкт ужалить у скорпиона. Если ему позволить, то он разработает все виды оружия, какие только возможны. А в случае микробов, в отличие от ядерного оружия, соблюдение запрета невозможно проверить. Поэтому, когда в 1973 году отец сказал мне, что «вокруг Овчинникова что-то заваривается», я был уверен, что затевается большой обман. Как выяснилось, моя догадка была верной – только это стало ясно лет через двадцать.
* * *
Зимой 1972 года, за пятнадцать месяцев до того, как отец рассказал мне о тайных делах Овчинникова, микробиолог Игорь Домарадский – директор противочумного института в системе Минздрава – отдыхал в санатории под Москвой. Внезапно ему позвонили из министерства и попросили срочно приехать в город – за ним уже выслана машина. Через час он был в Кремле и беседовал с важным чином в Военно-промышленной комиссии – тайном органе, координировавшем оборонную промышленность СССР.
Чиновник сообщил Домарадскому о секретном решении руководства модернизировать военно-биологические исследования в стране. Домарадскому была предложена должность исполнительного секретаря координационного комитета под названием «Межведомственный научно-технический совет», или МНТС, который будет служить мозговым центром новой программы. Совет будет контролировать все аспекты секретного проекта – от распределения средств до назначения ключевого персонала и определения направлений исследований.
Сначала Домарадский подумал, что речь идет о разработке оборонительных технологий. Он хорошо
