– Или поставить кино.
– Бог в помощь!
След
– Вы счастливый человек.
– Да. Я занимаюсь любимым делом. Меня окружают хорошие люди. У меня семья, которую я люблю…
– Похоже, вы все заслужили.
– Просто мне очень повезло. Повезло на родителей, на жену, на детей, на товарищей. На меня было потрачено много любви.
– Если говорить о жизненном секрете, наверное, в этом все и дело – повезло ли человеку с любовью.
– Наверное.
– Какое кино собираетесь снимать?
– Я сейчас в предвкушении, но еще не взял след.
Блиц-опрос
– Что значит – красиво стареть?
– Давно замечал, не все люди дурнеют в пожилом возрасте, есть и такие, что хорошеют. Что за этим стоит, физическое, духовное? Мне кажется, когда человек в ладу с самим собой, он дольше остается молодым.
– Какая в вас главная черта характера?
– (Долго думает.) Садись, Панфилов, два. Не знаю.
– А в других людях какая черта характера вам нравится?
– Доброжелательность. У Инны это главная черта. Кстати, это и мне присуще.
– Кем бы вы стали, если бы не стали режиссером?
– Химиком.
– Есть ли у вас девиз?
– Глаза боятся, руки делают.
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Глеб ПАНФИЛОВ, кинорежиссер
Родился в 1934 году на Урале. В 1957 году окончил химический факультет УПИ. Мастер на заводе, сотрудник научно-исследовательского института, заведующий отделом пропаганда и агитации Свердловского обкома ВЛКСМ. Учился на Высших актерско-режиссерских курсах у Михаила Ромма. Первую ленту – «В огне брода нет» – снял в 1967 году. Вторую – «Начало» – через три года. На съемках этой ленты Глеб Панфилов и Инна Чурикова стали мужем и женой.
«Прошу слова», «Тема», «Васса», «Мать», «Романовы – венценосная семья», телесериал «В круге первом» по роману Солженицына – во всех выдающихся режиссерских работах Панфилова главный образ сильной, яркой, особенной женщины воплощен Чуриковой.
Один из самых блестящих актеров питерского БДТ, из любимых «детей» легендарного Товстоногова, незабываемый Остап Бендер в кино, Сергей Юрский вдруг бросает Большой драматический, переезжает в Москву – и начинается другой отсчет его жизненного времени, начинается другая жизнь в искусстве.
Артист, чтец, театральный режиссер и кинорежиссер, писатель, общественный деятель – это все он. Его называют артистом-интеллектуалом. Сам он с таким определением не согласен.
– Есть люди, которые за все предъявляют счет, и довольно жесткий, прежде всего себе. Счет идет с молодости, а потом как-то смиряются с тем, что есть жизнь, делаются мягче, и им становится легче жить. Или наоборот: люди сначала живут-живут, а потом спохватываются, что надо потребовать что-то от себя. К какому разряду ты относишься?
– Наверное, к первому.
– То есть сначала жесткий счет, потом помягчал?
– Да я и не помягчал. Я говорю не о самооценке того, чем я занимаюсь. Просто то, что начато, нужно закончить. Нужно понять, что перед тобой холм, а иногда гора, а иногда скала, и на нее надо взойти с Божьей помощью. И сделать это в обозримые сроки. Я никогда не был склонен к любого вида сериалам и бесконечностям. Не результат, который ни в коем случае не должен быть сразу сформулирован, но задача, которая должна быть поставлена. Если в этом смысле счет – тогда да. А если в этот счет входит карьерный рост, победительность, охват пространства – в молодости, может, как-то оно и грезилось, но постепенно стало не только безразличным, а приобрело знак минус.
– А стыд за неверный поступок, что-то не так сделал, что-то надо бы в себе пересмотреть…
– Конечно, есть вещи, которых не можешь себе простить. Вот так было – и все, и ничего не скажешь. Кайся и живи дальше. Кстати, апостол Павел говорит, что нельзя все время заниматься сожалением о том, что сделано так, когда речь идет о каких-то решениях, на что соглашался, на что не соглашался. Вы состоите из того, что есть. Потому что пребывать в состоянии: надо было бы вот так, а не так, – не только непродуктивно, но нехорошо.
Зима, Михайловское
– Ты жизнь свою и творчество планировал? Или все спонтанно происходило?
– Планирую сроки.
– Я имею в виду, что начал как актер, после стал ставить фильмы, спектакли, после стал писать…
– Писал я всегда. Но тайно.
– Стихи?
– И стихи. Потом бросил. Я не поэт, хотя стихов написал довольно много. А режиссуры боялся как огня. Это был довольно сложный психологический процесс, когда я понял, что могу сам отвечать за все целое. Только тогда может быть результат, тот, который я могу предъявить и принять сам. Это было сложно, потому что нас воспитывали так, что профессии актера и режиссера противоположны, а попытки перехода туда или сюда вредны. Как есть, так есть. Советская система. Тот театр, в котором ты служишь, и есть твоя судьба. Тот колхоз, в котором ты работаешь, и есть твоя жизнь. Кончил факультет режиссерский – значит режиссер. Актерский – актер. Все.
– Тебе было мало?
– Абсолютно достаточно, потому что актерская судьба была сложившаяся. Но две вещи меня беспокоили: появление произведений, которые мою режиссуру, любимую, дорогую, уважаемую, не интересовали, а меня интересовали, и способ их подачи, тот стиль концертов, который я себе избрал, постепенно сделавшись режиссером этих концертов.
– Но такая жадность – когда речь о самовыражении, самоосуществлении…
– Не жадность… Я очень поздно понял, что существует поэзия…
– Как это случилось?
– Это случилось через «Горе от ума». Когда я оценил стихи. Я тогда взял и в одиночку поехал в Михайловское. В Михайловское Гейченко, которое было неудобным, почти невозможным для ночевки, в холоде, в непроходимых дорогах…
– Зима, снег?
– Не просто снег, а 30 градусов. Тогда меня заинтересовал Пушкин, впервые…
– Сколько тебе было, лет двадцать пять?
– Двадцать пять – двадцать семь.
– Беседовал с Гейченко или просто бродил?
– Бродил. Я никого не знал. Потом я уже приезжал к Гейченко, подружился с ним. Уже не один приезжал…
– Уже читая?
– Уже читая и там выступая. А первый раз просто с улицы. Вот с этих двух авторов я начал: Пушкин и Есенин. Потом появились Бернард Шоу, Хемингуэй, Шукшин, Булгаков, Бунин, Бабель, Блок, Маяковский…
– Ты читал как сумасшедший?
