Его Сергей Сергеевич яростно орал на взбунтовавшихся артистов: «Дураки! Чтобы стать Христом, надо иметь идею! А у вас ее нет и не может быть! И не прикидывайтесь детьми! Вы – злобные, коварные, хитрые, подлые и тупые существа! Нет, вы не дети! Вы – сукины дети!» В страстном филатовском монологе эхом отозвалась грустная фраза гениального драматурга, стоявшего, кстати, у истоков «Таганки», Николая Эрдмана, произнесенная им давным-давно: «Актеры как дети – пять минут играют, а сорок пять – сутяжничают».
Однако в целом у Филатова получилась далеко не документальная, не исключительно внутрицеховая история. А вполне показательная, горькая житейская притча. И даже не столько о театре, по крайней мере, не только о нем. По мнению автора, это должна была быть сказка о том, какими хорошими людьми могут быть актеры. В финале фильма он вообще хотел красиво отправить их всей труппой на небеса обетованные. Но отказался. И правильно сделал – ведь, если подумать, что такого особенного сделали эти актеры, чтобы их за это взяли на небеса?..
Филатов скромничал: «Мне дали деньги – я побаловался. Это и кино назвать нельзя. Простенькая история…» Кокетничал, напрашивался на безудержные комплименты? Да нет. Потому что считал: «человек, благосклонно воспринимающий комплименты, козел по определению. Ему поют оды, а он молчит, размышляет, насколько справедливы слова. Козел!..»
Да и вообще, обычно был, как всегда, прямолинеен и самокритичен Леонид Алексеевич, это все – …ходьба налево: я мог снимать фильм, а мог и не снимать. У меня нет хобби, которое могло бы меня развлечь, но чем-то ведь заниматься надо… Поэтому я и царапаю бумагу… Вообще, нашей кинематографической бедности нахлебался досыта, говорил он о бюджете, выделенном на «баловство».
Современники считали, что первый и, к огромному сожалению, последний авторский фильм Филатова стал крупным событием в российской культурной жизни «смутного времени». Как признавали авторитетные кинокритики из когорты «шестидесятников», это было «отважное, наотмашь бьющее свидетельство того, что мы-таки живы и нас не так легко ввергнуть в привычное, десятилетиями насаждавшееся состояние испуга и летаргии». Филатов объяснился в любви к коллегам по собачьей профессии. И сказал при этом все, что он о них думает, без злости и без фиги в кармане.
И все же Леонид Алексеевич не удержался и, что называется, вывернул душу наизнанку: «Это фильм о том, что люди, каждый из нас, носят в себе человека… Есть минуты, есть верховные часы, когда человек обязан стать человеком, и в нас проявляется ощущение достоинства: «Я живу один раз, и что мне все на свете начальники, плевать я на них хотел. Я умру с легкими, полными воздуха, а не так, как они мне предлагают: сползти к безымянной могиле. Жизнь уникальна, она все-таки подарок божий, а не Советской власти или правящей партии. И подчиняюсь я только Господу Богу, а не им, с их идеями, доктринами, укладами и всем прочим».
Уж кому-кому, как не соратнику Филатова по таганскому актерскому цеху, тонкому литератору и режиссеру Вениамину Смехову было дано объективно оценить работу коллеги! «Ленечка замечательно, сердечно написал, – говорил он радиослушателям «Эха Москвы». – Он не писал славу одному режиссеру и бесславие другому, он писал о веществе актерского механизма, об актерах, которые одновременно святые и предатели. Люди чести и трансформации, и вместе с тем проститутки по роду деятельности, функционально… Пришел один режиссер, они поют ему славу, пришел другой, они зависят от него и так далее. Это мучительно, но это такая комбинация нашей профессии…»
Вечный оппонент Валерий Золотухин, разумеется, слова доброго не нашел: «Уж чересчур всерьез Ленька запузырил эту чепуху. Чувство юмора изменило ему, однако. И мало «виходки», мало остроумного. Надо было (даю совет) ориентироваться на комедию. Слишком серьезны Шацкая, Евстигнеев…»
И факт чисто формальный, но тем не менее приятный – фильм Филатова «Сукины дети» получил первую премию на фестивале «Кинотавр».
Его неизменно привлекали сюжеты неожиданные, люди нестандартные, выбивающиеся из унылого, серого ряда. «Неординарность, талант, я уж не говорю о гениальности, всегда считались некоей аномалией. И поэтому интерес к таким людям закономерен. Что такое святая норма? Жующий, пьющий, заботится о семье. Но нет у него задачи осчастливить мир. Так чего изучать? Он без неожиданностей… Отразить, отобразить – бросьте! – злился Филатов. – Можно отражать и общественные туалеты. Задача искусства не кого-то чему-то научить, открыть истину человечеству, но хотя бы смягчить нравы. И если не дал Бог таланта подняться до откровения – занимайся хотя бы этим».
Неутолимое желание вырваться из удушающих объятий обыденности в какой-то момент совпало с обостренным интересом к трагической судьбе незаурядного, самобытного киргизского актера и выдающегося спортсмена, чемпиона по карате, обладателя «черного пояса» Талгата Нигматулина. За отпущенные судьбой 36 лет он успел сняться в двух десятках фильмов, среди которых особняком стояли, разумется, легендарные «Пираты ХХ века».
А затем он попал в силки религиозной секты, и «гуру» жестоко наказал строптивого актера за непослушание своей воле. Бандиты забили Талгата до смерти. Все просто, как в кино. «Жизнь моя – кинематограф, черно-белое кино…» Сценарий Николая Попкова о Нигматулине «К вам пришел ангел», который был опубликован в одном из киноальманахов, Филатова не на шутку задел, и он стал всерьез задумываться над его постановкой. Но режиссеру вновь помешала болезнь.
Филатов отдавал себе отчет в том, что упущено время, когда можно всерьез прийти в режиссуру. Ведь быть режиссером – не значит сделать одну картину и случайно «попасть». Он всегда строго, с повышенной ответственностью подходил к себе и избранному делу: «Нужно превратить в систему, разработать некую эстетику, художественную идею. Но для этого нужна была бы другая жизнь. Так поздно в режиссуру не приходят: это труд, производство, два, три года на картину, на замысел, на его реализацию, огромное количество задействованных людей, своя «команда»…
Потом все же он рискнул, и последовала новая попытка продлить линию авторского кино. Филатов уже самостоятельно написал сценарий трагикомической фантазии «Свобода или смерть» о родимом болтуне-диссидентике, писателе Толике Парамонове, смывшемся подальше от «совка» на берега мутной, но как бы вольной Сены.
Фарсовым названием – «Свобода или смерть» – Филатов, словно тяжелым театральным занавесом, укрывал собственные, глубокие философские размышления: «Есть, конечно, внешние параметры свободы. Они изложены, скажем, в Декларации прав и свобод человека… Но само по себе это слово еще ничего не означает. Варлам Шаламов говорил: «Свободным можно быть и в тюрьме». Он имел в виду свободу внутреннюю. А она от внешних причин мало зависит…
