Кроме того, Конфуций унаследовал дух периода управления мудрых и достойных министров, воплощенный в Цзы Чане, которого он, бесспорно, уважал. Теперь следует задаться вопросом, что именно унаследовал Конфуций из более раннего периода и каким образом он развивал воспринятое им. Более близкое рассмотрение разных социальных условий, в которых жили Цзы Чань и Конфуций, сущностно важно для истолкования критики последним эпохи «мудрых министров» и для уточнения того, как шла выработка его собственной позиции в результате этой критики.
Цзы Чань происходил из княжеской семьи, относившейся к группе «Семи My», которая вела свой род от чжэнского правителя Му-гуна. Хотя его род был относительно слабым, Цзы Чань все же был сыном аристократа и родился в семье достаточно выдающейся, чтобы получить подготовку к высокой должности. А предки Конфуция происходили из княжеского рода государства Сун, если это не преувеличение, но вскоре оставили родину, и, за четыре поколения до Конфуция переселившись в Лу, семья многое потеряла в своем социальном положении. После переезда в Лу семья Кун продолжала переезжать с места на место в сельских районах. Конфуций был всего лишь сыном сельского служилого – Шулян Хэ, военные подвиги которого обеспечили ему некоторую известность в Лу. Цзы Чань, напротив, происходил из хорошей семьи, получил аристократическое воспитание, основанное на длительной традиции. Какое впечатление должно было это произвести на Конфуция, сына обедневшего воина, родившегося в бедном и холодном доме, обремененного необходимостью зарабатывать себе на хлеб тяжелым трудом и всю свою молодость прилагавшего отчаянные усилия, чтобы получить знания?
Конфуций говорил, что Цзы Чань «обладал четырьмя добродетелями благородного мужа: в личной жизни он был скромен, служа высшим – почтителен, воспитывая народ – добр, пользуясь услугами народа – справедлив». Хотя он родился в знатной семье, он был скромен, никогда не заносился и не гордился. Он искренне стремился к благосостоянию своего народа и к улучшению его экономических условий и назначал умеренные военные и трудовые повинности. В нем не было высокомерия, мешающего обращаться с человеком по-человечески, не было и презрения высшего или полного отсутствия сочувствия к тем, кто находился ниже его по общественному положению. Он фактически представлял собой идеальный образец аристократа.
Конфуций был вправе назвать Цзы Чаня, идеального аристократа, «благородным мужем». В «Изречениях» этот термин используется в разных значениях. Первое значение, о котором следует упомянуть, это противоположность «мелкому человеку» – деревенщине, незнакомому с правилами ритуала и никогда не учившемуся музыке. Благородный муж, напротив, означает аристократа, живущего в городе, жители которого знали ритуалы и обладали музыкальным вкусом. Кроме того, выражение «благородный муж» использовалось, чтобы указать на то, что он противоположен «мелкому человеку». «Мелкий человек» был занят обработкой земли, жил в сельской общине, не зная ничего о мире, и входил в число угнетенных, не имея голоса в управлении государством. Благородный муж, напротив, не интересовался сельскохозяйственным трудом, и его кругозор не был ограничен узкими пределами деревенской общины. Термин этот указывает скорее на представителя знати, живущего в столице и вовлеченного во всякую деятельность широких политических кругов. «Благородный муж» получает весь объем аристократического образования. Это идеал просвещенного человека знатного происхождения, который был воплощен в Цзы Чане, представителе эпохи управления «мудрых министров». Как-то раз Конфуций так обрисовал процесс управления государством в Чжэн, в центре которого находился Цзы Чань: «Когда надо было обнародовать приказ, Би Чэню доверяли составление плана, Ши Шу – изучение и обсуждение его содержания; Цзы Юй, посланник, должен был поправить в нем стиль, а Цзы Чань из Дунли – придать окончательные краски». То есть только после того, как Цзы Чань, живший в Дунли, в пределах стен чжэнской столицы, отшлифовывал стиль приказа, его можно было обнародовать. Любое постановление, созданное совместными усилиями такого количества «мудрых министров», простые люди должны были принять с энтузиазмом, и поэтому в результате оно осуществлялось беспрепятственно. Все шло гладко в чжэнском правительстве, которое было сформировано в результате подбора наиболее талантливых представителей аристократии: Цзы Чаню, главе кабинета, оставалось лишь украсить цветами стиля представленные правительством эдикты. Здесь на передний план выступает его талант стилиста.
В благоприятной обстановке, когда на международной арене между северным и южным союзами государств царило равновесие сил, а внутри страны власть сильных семей Чжэн также была сбалансирована, чжэнское правительство во главе с Цзы Чанем открыло период эффективного аристократического управления. Но это равновесие было лишь временным состоянием. Вскоре возникло множество общественных и международных факторов, способствовавших падению здания, воздвигнутого «достойными министрами».
Во-первых, в области международных отношений после провала мирного соглашения между двумя коалициями в середине периода Чуньцю некоторое время сохранялась ситуация баланса между четырьмя серьезными силами – двумя коалициями плюс Ци на востоке и Цинь на западе. В такой атмосфере «мудрые министры» использовали преобладание сравнительного спокойствия для развития просвещенности. Однако во времена Конфуция, примерно поколение спустя, недавно возникшие варварские государства юга, сначала У, а вскоре – Юэ, начали вторгаться на центральную равнину, стремясь стать гегемонами в Китае. Прозвучала тревога: китайской цивилизации вновь угрожал кризис. С начала до середины эпохи Весен и Осеней государство Чу также представляло собой постоянную угрозу княжествам центральной равнины. Считалось, что Чу родственно южным варварам, да оно и само признавало такое свое происхождение. Однако в ходе продвижения на север и контакта с различными равнинными государствами Чу стало постепенно усваивать культуру ханьских народов равнины. Как говорит пословица, «чуские таланты были использованы в Цзинь». Это означает, что немало талантливых чусцев покинуло пределы своей родины и приняло важные государственные посты в Цзинь. К середине периода Чуньцю между культурой Чу и культурой центральной равнины фактически не было большой разницы.
Совсем по-другому дело обстояло с государствами У и Юэ, которые позже стали распространять свое влияние к северу на территорию центральных государств, хотя и существовало предание о том, что предком народа У был чжоуский Тай Бо. Однако, оставляя в стороне происхождение правящего дома, следует заметить, что самая длительность пребывания народа княжества У на территории к югу от Янцзы должна была способствовать усвоению им местных нравов, и поэтому жителей У, пожалуй, можно считать не родственными чжоусцам. Интенсивность проникновения Чу на север уменьшилась при выдвижении этих варварских государств, но, поскольку их давление на севере становилось все сильнее, цивилизация равнинных княжеств вновь оказалась перед угрозой варварских нашествий. Это особенно касалось Лу, расположенного по обеим сторонам основной линии коммуникаций: оно было открыто для лобовых атак У и Юэ в их продвижении по направлению к равнине. Угроза со стороны южных варваров в сочетании с давлением северного соседа Лу – княжества Ци – принесли тяжкие невзгоды родине Конфуция.
