— Они, наверное, борются за равенство, а я их принял за абрегов... Эх, темнота!
— Почему он сказал, что старые деньги плохие?
— Не знаю, — глухо отозвался отец.
Мы проходили Бальский перевал. Это была граница Вольной и княжеской Сванетии.
— Вот, Яро, посмотри, — подозвал меня отец. — С этого камня начинается княжеская Сванетия. Все наши предки боролись, чтобы дальше него князей не пустить. И не пустили! А князя Путу Дадешкелиани, который старался хитростью и обманом покорить вольных сванов, ушгульцы убили.
На повороте лежал большой камень, означающий границу. Он ничем не отличался от других камней.
— Коция, расскажи про Путу Дадешкелиани, — попросила мать. Видимо, ей хотелось отдохнуть и дать передышку нам, детям. Да и сама она, наверное, была не прочь послушать отца.
— Давай присядем, расскажу. Солнце уже на закате, а мы ни разу не отдыхали и не ели ничего.
У ближайшего родника устроили привал. Мать дала всем по лепешке и по куску мяса.
— Ну, слушайте, — начал отец. — Ты ведь, Яро, наверное, знаешь, как в песне поется: «Ушгульцы звери, ушгульцы чудовища! Почему вы убиваете старого Путу?»
— Знаю.
Мать тоже утвердительно кивнула головой.
— Ну вот, эта песня о Путе Дадешкелиани, — продолжал отец. — Давно это было. В 1547 году. Все свободные сваны знают тот год. Хитрый князь Пута Дадешкелиани вздумал обманом покорить вольных сванов. Но сваны раскусили его хитрость и решили отомстить за коварство. Они пригласили к себе в гости Путу. Князь долго не соглашался и пошел только на том условии, что ушгульцы оставят у него в доме двадцать заложников во главе с сыном ушгульского старшины. Угостили его на славу. Вино лилось рекой.
Но тем временем в церкви, что стоит на ушгульском холме, шли приготовления. Каждый ушгулец отрезал кусочек свинца от своей пули, и из этих кусочков была отлита одна пуля. Весь народ, все село брало на себя позор за нарушение законов гостеприимства. Пулей этой зарядили ружье и укрепили его в церкви, а к его курку привязали длинную веревку.
Пир был в разгаре. Князь пил вино, а из церковной двери оружие ждало только сигнала. Много хитрых и лживых слов сказал Пута ушгульцам. Наконец встал тамада, приказал: «Подайте нам красного вина, хозяева!» — и ушгульцы потянули за веревку смерти. Княжеская кровь обагрила лужайку у церковной ограды.
С тех пор на страх всем, кто посягает на нашу свободу, в той церкви хранится одежда Путы Дадешкелиани, или, как его зовут у нас, Дачкелиани. Хранится и веревка, которой тянули за курок ружья. И с того года никто не мог сломить свободы нашего народа. Только царь сумел опять-таки хитростью добиться от нас присяги. С тех пор пришли к нам эти проклятые приставы.
— Несчастный Пута, где же его похоронили? — как всегда, сердобольно спросила мать.
— Не знаю. — Отец встал с места. — Я на том пиру не был, и слава богам, что не был. Ведь это происходило триста с лишним лет назад.
Отец принялся готовиться в дальнейший путь.
И опять началась длинная, опасная дорога. Впереди снова шел Реаш, следом за ним гуськом все наше семейство.
Шли очень долго. Все молчали. Я думал о дедушке и бабушке. Наверное, они говорят о нас. Дедушка сидит в своем кресле, вздыхает, кротко приободряет бабушку, а сам печально смотрит своими выцветшими глазами куда-то в темный угол.
— Где будем ночевать? — спросила мать, когда стало темнеть.
— Скоро дойдем до села, там и переночуем, — спокойно ответил отец.
Тропа снова подвела нас к обрыву. Опять приходилось отворачиваться от головокружительной кручи. Наконец мы вышли на небольшую площадку, которую пересекал хрустально чистый ручей.
— Остановись! Убью!..
Я услышал металлический звук. Это щелкнули затворы винтовок. Два дула смотрели на нас со скалы.
Все остановились. Только Реаш, как и в прошлый раз, пошел дальше.
— Останови осла! — приказал тот же грубый голос.
Отец побежал останавливать нашего неразумного катера. В это время из ложбины показался человек, старательно укутанный башлыком. Лица его не было видно, сверкали только злые глаза.
Одет человек был по-свански.
— Коция, мы шутить не намерены! — неожиданно он назвал отца по имени. — Кто нас обманет, того ждет вот что, посмотри!
Бандит револьвером, который он держал в руке, показал в сторону от родника.
Под деревом валялись два трупа в окровавленной и растерзанной в клочья одежде. У меня в глазах потемнело,
На этот раз мы попали к настоящим бандитам. Правы были те, кто останавливал нас.
— Все, что вам нужно от меня, берите, пожалуйста. И нас не нужно будет убивать, — сказал отец неожиданно спокойным голосом.
— Давай деньги, да поживей!
— Пожалуйста, бери! — отец протянул все медяки, которыми снабдил его дедушка Гиго.
— Больше нет?
— Можешь обыскать, — отец высоко поднял руки.
— У аи, у меня есть! — испуганно воскликнула мать и протянула кошелек, подаренный Виктором.
— Ах ты, бессовестный обманщик, — обрушился бандит на отца. — Ты хотел провести нас, бедных людей! Где у тебя совесть? Молись богам, у тебя жена разумная!
— Вот бессовестная скотина! Вот безбожник! — заворчали бандиты, сидящие за камнями с винтовками наготове. — Убить бы его, да жена выручила.
— Извините, добрые люди, — Отец, видимо, извинялся вполне искренне. — Совершенно забыл о кошельке, он у жены был...
— Как можно забыть о таких больших деньгах, что мелешь? — бандит осмотрел кошелек и, увидев большую добычу, радостно подбросил его в руке, а затем уже спрятал в карман.
— Говорят, эти деньги не имеют силы, — как на грех добавил отец, — поэтому я и не обращал на них внимания.
— Ты опять нас хочешь обмануть? Мы убьем тебя! — воскликнул бандит и начал наводить на отца револьвер.
— Стой, не стреляй! — Из-за кустов вышел человек. — Ты забыл приказ Тенну?
— Счастье тебе сопутствует, Коция, — бандит опустил свой револьвер. — Иначе был бы ты вместе с ними, — он снова показал револьвером на трупы около родника.
Мы облегченно вздохнули.
— А ну, веди своего ишака вон туда, — скомандовал он, взмахнув револьвером в сторону родника. — Там вместе с другими ляжете и будете лежать, пока не позволим подняться. Не вздумайте между собой говорить — убьем, как собак!
Он повел нас за родник, мимо окровавленных трупов. На небольшой полянке, среди елей, лежало на земле лицом вниз человек десять. Нам было приказано лечь точно так же. Мы послушно исполнили приказание, только одна Вера долго не соглашалась ложиться вниз лицом и заработала несколько подзатыльников. Реаш спокойно развалился возле нас, не дожидаясь приглашения. При этом он, как всегда в подобных случаях, издал вздох облегчения.