Когда подъезжали к Монтичелло, с запада ненадолго пробилось солнце и насквозь прошило незастеклённые окна в правом крыле нового дома. Центральная часть и левое крыло были уже совсем закончены, две каминные трубы усердно дымили. Джефферсон мысленно приставил к фронтону четыре колонны, которые он недавно добавил на плане — передвинул, сделал толще, перечеркнул.
В гостиной Бетти Хемингс, которую Марта после смерти отца забрала к себе вместе со всем потомством, нянчила маленькую Пэтси. При виде вошедших девочка соскользнула с её колен и затопала, заковыляла навстречу отцу, улыбаясь и что-то лопоча про яблоки, про те яблоки, которые укатились, куда-то они укатились, никому не достать, даже Бетти не знает, где искать их. Джефферсон уже протягивал к ней руки, но в это время из боковой двери вылетела Марта и с укоризненным воплем: «Томас, опомнись! прямо из могилы!» — подхватила девочку и отбежала в угол, прижимая её к груди. Джефферсон виновато постучал себе кулаком по лбу и ушёл умываться.
Стол был накрыт в столовой рядом с горящим камином. Пэтси, чуть заробев, позволила Эдмунду усадить себя рядом с ним и, закрыв глаза, проглотила с протянутой ложки несколько горошин. От тепла, от детского лепета, от всей мягкой, дружеской атмосферы дома лицо Эдмунда постепенно разглаживалось, искусанные губы всё чаще растягивались в улыбку.
Марте рассказали о его горестях, она слушала сочувственно, но потом вдруг покачала головой и сказала:
— Мне ли не знать, каково это — нелады с любимым отцом. Сколько я натерпелась от своего! Мои тайные счёты с ним были подлиннее тех, что мистер Джефферсон получает от своих поставщиков. Я тоже негодовала, возмущалась, плакала втихомолку, страдала! Но вот он умер — и как я хочу вернуть теперь эти свои страдания, слёзы, обиды. Вернуть, вернуть их! Но нет — поздно.
Январь, 1774
«Новости, полученные из Америки, воспламенили и без того перегретые страсти в британском министерстве. 19 января английский корабль “Хэйли” приплыл из Бостона в Дувр, и три дня спустя газета “Сент-Джеймс кроникл” напечатала подробное описание “бостонского чаепития”. Ещё днём позже корабль “Полли” отшвартовался в Грейвсенде с полным грузом чая, отвергнутого в Филадельфии. 27 января в Лондон прибыл полный отчёт массачусетского губернатора Хатчинсона о нападении на британскую собственность, и лорд Норт и его кабинет собрались на совещание для обсуждения возникшего кризиса».
Бенджамин Франклин. АвтобиографияЗима, 1774
«Возмущение и измена вырастают в Америке в таком же изобилии, как табак и картофель. Американцы — вьючные животные, они созданы на то, чтобы тащить воз податей. Спрашивают, почему мы не облагали их раньше. Но кто же запрягает в плуг телёнка, не дождавшись, пока он вырастет в быка?»
Из речи, произнесённой в британском парламентеЗима, 1774
«Пишу коротко, чтобы сообщить, что правительство уволило меня с должности помощника почтмейстера… Что-то говорит мне, что они намерены уволить и тебя тоже с твоей должности губернатора. Может быть, они ожидают, что, возмутившись их обращением со мной, ты подашь в отставку и тем самым избавишь их от стыда увольнения человека, заслужившего продвижение по службе. Но я не советую тебе этого делать. Дай им лишить тебя места, если они так хотят, потому что, говоря по совести, я не вижу смысла держаться за пост, который оплачивался так плохо, что год за годом ты оставался моим должником».
Из письма Бенджамина Франклина сыну УильямуЗима, 1774
«В наказание за уничтожение чая английское правительство постановило с июня закрыть порт Бостона. Известие об этом пришло в Уильямсберг во время весенней сессии палаты представителей. Было решено открыто выразить нашу солидарность с Массачусетсом и выработать соответствующие меры, для каковой цели несколько депутатов, и я в том числе, собрались в комнате совета, где размещалась библиотека. Мы были убеждены в необходимости пробудить людей от летаргии, в которую они впали, и полагали, что этому будет способствовать назначение дня общего поста и молитвы. С помощью старинных хроник мы изучили прецеденты и формы времён пуританской революции XVII века и согласно им выработали резолюцию, призывавшую всех жителей посвятить 1 июня посту и покаянию, призывавшую их молить Небеса об избавлении нас от ужасов гражданской войны, о даровании нам твёрдости в защите наших прав и о том, чтобы сердца короля и членов парламента обратились к умеренности и справедливости».
Томас Джефферсон. Автобиография21 ФЕВРАЛЯ, 1774. МОНТИЧЕЛЛО
Тот памятный день начался с приятного сюрприза: синьор Альберта, нанятый Джефферсоном для музыкальных занятий, явился на урок с новым дуэтом Луиджи Боккерини для скрипки и клавесина, только что присланным из Парижа. Марта, несмотря на беременность, согласилась оставить полуторагодовалую Пэтси на попечение кормилицы Урсулы, и они с увлечением музицировали втроём два часа в достроенном крыле главного дома. Юпитер растопил камин с раннего утра, запах сосновых поленьев витал в нагретом воздухе.
Весь прошедший год для Джефферсона был наполнен Италией. Новый альбом великого Палладио приплыл из Лондона, и Томас сверялся с гравюрами в нём, проектируя архитектурные детали для левого крыла. Ноты произведений Вивальди, Корелли, Джеминиани, Локателли уже не умещались на отведённой для них полке. С поселившимся неподалёку виноделом из Сиены он имел возможность упражняться в итальянском, обсуждая перспективы разведения виноградников в Виргинии. Марта посмеивалась над ним, когда видела, что даже списки огородных посадок он составляет не на английском. «Ты думаешь, что чеснок будет лучше пахнуть, если его назвать Aglio di Toscanal А бобы станут быстрее расти под звучным именем Fagiuoli d'Agustal»
После ленча Джефферсон заставил себя погрузиться в финансовые отчёты. Отец Марты умер год назад, и полученная ею доля наследства увеличила их состояние чуть ли не втрое. 11 тысяч акров земли и 135 рабов перебросили их в верхние ряды виргинских богачей. Правда, оказалось, что поместье старого Вэйлса было обременено многими долгами и для покрытия хотя бы части их половину земли пришлось тут же продать. Кроме забот о своём имении, Джефферсон принял на себя хлопоты по делам внезапно овдовевшей сестры и её четверых детей, а также незамужних сестёр, ещё живших с матерью в Шедуэлле. Слабоумная тридцатилетняя Элизабет вызывала в нём особенное сострадание и тревогу. Что ждёт её в будущем?