Спустя какое-то время Елена вновь приехала в Москву и остановилась в гостинице «Украина». Однако не успела она устроиться в номере, как ее вызвал вниз администратор. Она спустилась и опешила — в холле гостиницы стоял Бобров с каким-то незнакомым мужчиной (это был знаменитый защитник ЦСКА Юрий Нырков). В руках у Боброва был огромный букет цветов. Каким образом он узнал о ее приезде, Елена так и не узнала. В тот же вечер на шикарной «Волге» Боброва (ее верх был бордовым, а низ цвета слоновой кости) они отправились в шашлычную «Антисоветскую» (так в шутку называлась шашлычная, расположенная напротив гостиницы и ресторана «Советский»). Когда они уселись за столик и к ним подошел директор ресторана, Бобров внезапно представил ему свою спутницу: «Пал Соломоныч, это моя невеста!» У Елены даже дыхание перехватило от возмущения — ведь она была замужем, в Киеве у нее осталась двухлетняя дочь. Однако что-либо возразить на заявление Боброва духу у нее не хватило. Она подумала: «Ничего, через несколько дней уеду, и наши отношения благополучно завершатся». Но она плохо знала Боброва. Она покинула Москву через пару дней, а буквально через неделю после этого в Киев заявился ее кавалер — он тогда работал тренером «Черноморца» и приехал в столицу Украины, чтобы забрать кого-то из игроков местного «Динамо». А в итоге увез из города Елену.
Между тем в 1964 году Бобров возвращается в хоккей и принимает к руководству команду «Спартак». «Красно-белые» при нем дважды завоевывают «серебро» (в 1965–1966) чемпионата страны, а в 1967 году становятся чемпионами (за эю Боброву присвоили звание заслуженного тренера СССР). В том же году в жизни Боброва произошло еще одно радостное событие — у него родился сын Миша. По словам Е. Н. Бобровой: «Когда сын родился, Всеволоду было 45, а мне 30. Может быть, поэтому муж считал появление сына своей самой большой удачей в жизни. Если не уезжал куда-то на игры и ночевал дома, то спали мы всегда втроем. Не ощущая меня и ребенка рядом, Всеволод, как он утверждал, просто не мог заснуть».
Когда под руководством Боброва извечный соперник армейцев «Спартак» стал чемпионом, руководство Министерства обороны внезапно спохватилось. В то время дела футбольного клуба ЦСКА шли неважно (с 3-го места в 1965-м он скатился на 5-е, а затем и на 9-е), поэтому было решено вытянуть клуб из ямы с помощью все того же Боброва. Сам министр обороны маршал Гречко стал просить его принять к руководству команду, суля за это звание полковника. И Бобров согласился.
При Боброве футбольный ЦСКА вновь ожил и в чемпионате 1968 года занял 4-е место. Но год спустя команда опустилась в турнирной таблице на две строчки вниз, и это тут же послужило поводом к отстранению Боброва от руководства клубом. Впрочем, это было лишь формальным поводом. А главным было другое — Бобров никогда не умел прислуживать, всегда отличался прямотой и мог резануть правду-матку в лицо начальству (чего в армии особенно не любят). В биографии Боброва известны несколько подобных случаев. Самый громкий — с депутатом Верховного Совета. Дело было в гостинице «Москва», куда Боброва занесла то ли служебная, то ли личная необходимость. Он ехал в лифте, когда на одном из этажей туда же завалилась шумная компания во главе со злополучным депутатом. Все были подшофе: Увидев Боброва, депутат расплылся в широкой улыбке и, видимо, желая блеснуть перед друзьями своим знакомством со знаменитым форвардом, сказал: «Здорово, Бобер». При этом имел смелость положить ему руку на плечо. Вот Бобров и не сдержался. Резко развернулся и впечатал свой кулак в самодовольную рожу депутата. Благодаря досужим сплетникам этот случай довольно скоро стал известен всей Москве. Говорят, Боброва за несдержанность хотели понизить в воинском звании.
Однако вернемся к спорту.
В 1972 году к руководству сборной СССР по хоккею вместо Анатолия Тарасова и Аркадия Чернышева (несмотря на то что они принесли нашей сборной «золото» на Олимпиаде в Саппоро) пришли Всеволод Бобров и Николай Пучков. Первое, с чего они начали, — убрали из команды «ветеранов» Анатолия Фирсова («тарасовец») и Виталия Давыдова («чернышевец»). Причем убирали их без особенных церемоний. Например, с Фирсовым Бобров обошелся не по-джентльменски. Перед началом чемпионата мира в Праге на вопрос зарубежных журналистов о том, почему в советской команде отсутствует лучший нападающий прошедшей Олимпиады Фирсов, Бобров ответил, что у того… рак желудка. Каково же было удивление журналистов, когда они приехали домой к Фирсову, чтобы попрощаться с ним, а он встретил их в полном здравии. Узнав о словах Боброва, Фирсов публично заявил, что не встанет под его знамена до тех пор, пока он не извинится. Но Бобров и не думал извиняться. Так Фирсов оказался за бортом команды.
Вместо «старичков» в сборную были приглашены новички — Владимир Шеповалов, Вячеслав Солодухин, Александр Гусев. Многие специалисты считали такую замену неравноценной и прочили нашей сборной большие трудности на предстоящем чемпионате мира. Как в воду глядели. Наши взяли в Праге всего лишь «серебро». Однако гнев руководителей советского спорта Боброва не коснулся — он остался у руля сборной. А вот вместо Пучкова пришел Борис Кулагин.
Во время чемпионата канадскими и советскими хоккейными организациями была достигнута принципиальная договоренность о проведении осенью этого же года восьми матчей между сборными этих стран. Причем наши руководители, давая свое согласие на эти игры, рассчитывали, что канадцы со своей стороны выставят не самый лучший состав. Но получилось так, что те сформировали сборную сплошь из одних профессионалов. Когда об этом прискорбном факте узнали наши спортивные чиновники, они откровенно струсили. Предстоящие игры приравнивались к событиям государственного значения, и поражение наших хоккеистов грозило чиновникам большими неприятностями. И только тренер нашей сборной Бобров отреагировал иначе. Он сказал: «Играть с профессионалами можно, если проиграем — так хоть звездам мирового класса, а выиграем — так грудь в крестах». Эти слова потом взяли на вооружение руководители нашего Спорткомитета, когда их вызвали в Политбюро и потребовали ответить: есть ли гарантия, что наша сборная выступит достойно в играх с канадцами? Те заверили: есть.
Первые матчи должны были состоятся в начале сентября в Канаде. Когда наша делегация прибыла в Страну кленового листа, ее встретили по высшему разряду. Говорили даже, что когда год назад здесь с официальным визитом был председатель Совета министров Алексей Косыгин, то его встречали скромнее. Наших игроков канадцы практически не знали, и единственным, кто пользовался у них популярностью, был Бобров. Местные газетчики даже шутили: «У нас есть Бобби Ор, а у вас — Боб Ров». И все же перспективы нашей сборной канадцы оценивали, мягко говоря, очень низко. Из восьми предстоящих игр ей прочили поражения во всех и только гадали, сумеет ли она хотя бы в одной из встреч «размочить» счет. Говорили, что победы сборной СССР на Олимпийских играх и чемпионатах мира ни о чем не говорят, мол, там играли слабые соперники, а здесь настоящие асы льда — профессионалы. Короче, ситуация зеркально повторяла то, что творилось в 1954 году в Швеции, где наша сборная дебютировала на чемпионате мира. Что уж говорить о канадцах, если даже в стане наших болельщиков мало верили в успех своей команды. Например, известен такой факт. На игры в Канаду был отправлен комментатор Николай Озеров. Однако его командировали из Мюнхена (там в те дни проходили Олимпийские игры) всего лишь на одну игру. Руководители ТВ предполагали, что придется показывать всего лишь первый матч, наши его наверняка «сольют», и показывать дальнейшее не будет никакого смысла.
