Система умнее…
16 марта одновременно подали исковые заявления в Останкинский районный суд. И в тот же день разослали «письма счастья». Так мы назвали официальные заявления-жалобы — президенту Медведеву Д.А., Уполномоченному по правам человека Владимиру Лукину, председателю Комитета Госдумы по труду и социальной политике Андрею Исаеву, зампредседателя Комитета Госдумы по конституционному законодательству и государственному строительству Виктору Илюхину и зампредседателя Комиссии по трудовым отношениям и пенсионному обеспечению Общественной палаты Татьяне Алексеевой.
Пусть не говорят потом, что мы не воспользовались их институтами — бутафорией Системы.
Такой же бутафорией, как останкинские камеры слежения…
17 марта. Акцию пришлось перенести. В назначенный день утром мы не смогли попасть в редакцию — накануне сменили замки на входной двери. И в тот же день нам обоим отключили корпоративные телефоны.
Мы вдруг подумали, что нас, наконец-то, заподозрили. Но наши электронные пропуска в Останкино действовали.
Странно…
Походили по Останкино. Никто не смотрит на нас как на заговорщиков.
Ладно…
Кипение от обиды спало.
Бывшие коллеги из Студии спецпроектов Первого канала успокоились.
Смирились.
Снова испуг в глазах, усталость. Вялость. Прячут, отводят взгляд. Стыдливо здороваются и сразу убегают. Убегают те, кто ещё дней десять назад клялся «идти до конца». Чем страшнее клялись, тем быстрее сейчас убегают.
Покорились.
Некоторые договорились — приняли кабальные условия начальства: их берут обратно на зарплату, составляющую 50, а у некоторых даже 30 процентов от прежней. И были такие, кто согласился. Говорят: «Что тут поделаешь?!» По глазам видно, считают — им ещё повезло.
Кипение спало.
У них.
— Олег, теперь мы с тобой сообщники. Официально тебе заявляю о начале моей голодовки!
Коллега смеётся.
— А я начинаю завтра утром, — предупреждает он. — Ладно, пошли. Уже одиннадцать вечера.
Ночь на 18 марта. Проникаем в редакцию. Пока шли по Останкино, чуть не нарвались на свиту Никоновой — едва разминулись. Не надо нам с ними встречаться.
Спрятались в нашем «закутке» — так мы называли маленькое техническое помещение, дверь в которую находится у комнаты для «летучек». До часа ночи прождали там — пока все не ушли, пока в соседних редакциях не затихли голоса. Подремали…
Выходим.
Начинаем строить наши баррикады.
Входную дверь блокируем двумя диванами, столами. Крайний диван упирается в выступ стены, так что дверь раскрыть невозможно. Но на всякий случай в замок забиваем клинышки.
Старый телевизор, упрямо и символично показывающий только НТВ, наконец-то пригодился для настоящего дела. Его и все тумбочки редакции используем в качестве балласта, утяжеляющего основные элементы баррикады — диваны.
— Давай включим «ящик» во время акции на полную громкость, — говорю Олегу. — Там, с наружи служба безопасности Первого канала начнёт дверь ломать, а с этой стороны НТВ кричит. Пусть слушают конкурентов — бесятся.
Олег не смеётся. Больше кряхтит и комично ругается.
Оставшееся пространство коридора — узкое горлышко перед большой комнатой — заполняем кучами опрокинутых кресел и перевернутыми стульями, ощетинившиеся железные ножки которых напоминают мне рожны, а сама конструкция — танковые ежи.
— Если они дверь даже поломают, то тут пройти не смогут, — зло подытоживает мой сообщник. — Ноги себе переломают!
Я представляю себе эту картину и остаюсь доволен — качеством защитного сооружения.
— Ага. Мы с тобой прямо как триста спартанцев! А этот коридор — наш Фермопильский проход.
— Ну, бить мы никого не будем, — смеётся коллега. — Зато успеем отойти в следующие комнаты.
— Если только они сразу не начнут слева ломать стену, чтобы зайти нам в тыл…
(О таком манёвре служба безопасности Первого канала подумала на следующее утро, но не смогла (!) найти план помещения!)
Потом в нашем «закутке» конструируем подобие туалета — это обрезанная сверху большая 19-литровая тара из-под воды. Там же — и моя «курилка».
К четырем утра все приготовления были закончены. Часа три с половиной надо было отдохнуть.
Олег спокоен и сразу засыпает на одном из двух оставшихся в большой комнате диванов. А я ещё полчаса ворочался — от происходящего волнуюсь больше, чем на войне.
Ровно в восемь утра Олег включил видео-трансляцию, а я отправил первое письмо. Минут за десять мы разослали наше заявление по всем известным нам электронным адресам коллег.
Сидим. Ждём.
Проходит четверть часа.
Странно, ничего не происходит. Телефоны молчат.
Ещё пять минут позади.
И тут всё началось. Вдруг.
Первым, помню, позвонил Дима Перминов — тогда продюсер информационных выпусков на радиостанции «СИТИ-FM», а несколько лет назад мы вместе работали на НТВ.
Следующие два с половиной часа прошли в многочисленных интервью — объясняли ситуацию с увольнением, подробно рассказывали о нашей акции, о «серых» схемах на российском телевидении. Телефоны не умолкали, звонки раздавались одновременно. На многие мы даже не успевали отвечать. Обратил внимание — после одного из разговоров обнаружил, что у меня 28 непринятых вызовов…
— Мне только что звонил какой-то мужик. Назвался Шубиным, сказал, что он глава Телецентра «Останкино»?
Было уже начало десятого утра, когда Олег попросил меня оторваться от общения с коллегами.
— И что он хотел? Интервью у тебя брал?
— Ага. Эксклюзивное, — в ответ сыронизировал он.
Потом посмотрел на дисплей своего мобильного.
— Вот снова он звонит. Это его номер. Включаю громкую связь. Слушай!
— Ну, ребята, ну что вы творите, а? — жалобно затянул ещё не проснувшийся голос, совсем непохожий на голос современного начальника. — Вы же меня подставляете! У вас конфликт с Первым каналом — Телецентр тут при чём?! А? Парни, слышите?
— Мы приносим извинения всем сотрудникам службы безопасности Останкино и местным милиционерам, а также всем работающим тут коллегам — за доставленные им беспокойства из-за нашего трудового спора с Первым каналом. Поверьте, мы не хотим создавать проблемы третьим лицам. И наша акция…
— Да вы уже мне столько проблем принесли! — перебил Олега голос с отчаянием. — Вы не понимаете! Вы не понимаете!
— Но это же наше рабочее место! Наша редакция!
— Вы не понимаете! Вы не понимаете! — продолжал повторять крайне взволнованный человек, и я вдруг представил, кто уже сегодня помимо нас доставил ему проблемы.
