С династической и дипломатической точек зрения этот брак был выгоден и Пруссии, и России. После разгрома Наполеона Россия наряду с Англией доминировала в Европе. Пруссия же, ослабленная наполеоновскими войнами, нуждалась в сильном союзнике. Поэтому прусский король Фридрих-Вильгельм одобрил возможность этого брака. Потенциальная невеста получила добротное образование, поскольку с ней занимались профессора Берлинского университета.
Впервые Николай Павлович увиделся с принцессой Шарлоттой 21 февраля 1814 г., когда прибыл в Берлин. Российского великого князя приняли в прусской королевской семье. Между молодыми (18 и 16 лет) возникла взаимная симпатия. После многочисленных согласований в октябре 1815 г. было объявлено о помолвке, но брак отложили до совершеннолетия молодых. Видимо, к этому решению подтолкнул печальный опыт Александра I.
В сентябре 1816 г. в Берлине состоялось обручение молодых по протестантскому обряду. В апреле 1817 г. Николай Павлович вернулся в Петербург. Вскоре принцесса Шарлотта с братом тоже выехали в Петербург. Наконец, в июне 1817 г. состоялась церемония обращения невесты в православие, которую нарекли Александрой Федоровной. На момент брака жениху шел 22-й, а невесте 20-й год. Церемония бракосочетания состоялась 1 июля 1817 г. в Большой церкви Зимнего дворца.
Это был брак по любви. Это был личный выбор великого князя, хотя и тщательно подготовленный старшим братом. На протяжении всей жизни Николай Павлович с трогательной внимательностью относился к своей супруге – императрице Александре Федоровне. К ней он проявлял предельную заботу, окружая ее всей возможной пышностью. На половине императрицы в Зимнем дворце традиционно собиралась вся большая семья, центром которой была слабая и постоянно недомогавшая Александра Федоровна.
Примечательно, что с начала XIX в. загар в аристократической среде считался дурным тоном. В эпоху романтизма бледные, анемичные девушки (по моде того времени) уже в семнадцать лет были «разочарованы в жизни», прогуливаясь с томиком Байрона по аллеям загородных резиденций. Поэтому, когда в 1817 г. в Россию приехала принцесса Шарлотта, дамы высшего света буквально просканировали девушку и вынесли вердикт – слишком загорелая, как простолюдинка. Графиня Ливен сочла возможным заявить Шарлотте: «Вы очень загорели, я пришлю вам огуречной воды умыться вечером»130.
В 1818 г. великая княгиня родила первого ребенка – будущего императора Александра II. В 1820 г. родился мертвый ребенок. Всего она родила Николаю Павловичу семерых детей, не считая мертворожденного. Конечно, это не могло не сказаться на состоянии здоровья еще молодой женщины.
Это стало одной из причин преждевременного старения и худобы Александры Федоровны. Она считалась крайне больной женщиной, испытывавшей периодические «припадки биения сердца». По этой причине императрица могла себе позволить принимать гостей полулежа. Врачи старались удалять императрицу из столицы на зиму, поэтому она регулярно выезжала на курорты за границу (в 1821, 1824, 1834, 1835, 1839, 1844–1845, 1852, 1856, 1859 гг.), где лечилась сывороткой и минеральными водами. Постоянными местами ее пребывания были модные климатические курорты в Спа, Эймсе, Крейте у подножия Альп. Зимы Александра Федоровна проводила в Неаполе, Палермо, Ницце, Шлангенбахе131. Современники отмечали, что императрица после событий декабря 1825 г. страдала конвульсивными подергиваниями головы.
Трогательное и внимательное отношение к жене не мешало бравому Николаю I заводить интрижки. Эти интрижки император называл «васильковыми дурачествами». Испытывал он и более сильные чувства. Так одна из фрейлин его жены – В. А. Нелидова на протяжении многих лет была его негласной фавориткой. Но следует подчеркнуть, что свои несемейные увлечения Николай I тщательно скрывал, и все выглядело прилично.
Естественно, современников, особенно дам, крайне интересовали эти «васильковые дурачества». При этом они дружно отмечали, что «дурачества» занимали далеко не главное место в жизни императора, буквально заваленного многочисленными делами и скованного очень плотным рабочим графиком.
Так, даже весьма осведомленные дамы, с надежными «источниками информации» при дворе, задавались вопросом: «Когда же царь бывает у фрейлины Нелидовой? В 9-м часу после гулянья он пьет кофе, потом в 10-м сходит к императрице, там занимается, в час или 1.30 опять навещает ее, всех детей, больших и малых, и гуляет. В 4 часа садится кушать, в 6 гуляет, в 7 пьет чай со всей семьей, опять занимается, в десятого половину сходит в собрание, ужинает, гуляет в 11, около двенадцати ложиться почивать. Почивает с императрицей в одной кровати»132.
Судя по всему, Варвара Аркадьевна Нелидова была больше другом царя, чем фавориткой, поэтому отношения Николая I и Нелидовой оставались непонятны окружающим, которые пытались уловить хотя бы намек на их «неформальность». Бывшая фрейлина императрицы, «черноокая Россети», говорила в своих воспоминаниях, что в марте 1845 г. «за ужином государь пожаловал за наш стол, между мной и Захаржевской; по ту сторону Захаржевской сидела Варинька Нелидова, которую государь всегда зовет Аркадьевна… Она очень умно себя ведет и очень прилично. Особенного не было говорено»133.
Видимо, император Николай I считал придворный флирт неотъемлемой частью своей «работы». Конечно, его «маневры» весьма критично оценивались обойденными его вниманием современницами: «В Аничковом дворце танцевали всякую неделю в Белой гостиной: не приглашалось более ста персон. Государь занимался в особенности бар[онессой] Крюднер, но кокетствовал, как молоденькая бабенка, со всеми и радовался соперничеством Бутурлиной и Крюднер. Я была свободна как птица и смотрела на все эти проделки как на театральное представление, не подозревая, что тут развивалось драматическое чувство зависти, ненависти, неудовлетворенной страсти, которая не переступала границ единственно оттого, что было сознание неискренности государя. Он еще тогда так любил свою жену, что пересказывал ей все разговоры с дамами, которых обнадеживал и словами, и взглядами, не всегда прилично красноречивыми»134. Этот приватный бал («не приглашалось более ста персон») состоялся в марте 1845 г., когда семейный стаж императорской четы составлял уже 28 лет, но при этом мемуаристка признает, что Николай I любил свою жену. Об этом же свидетельствует и диалог между мемуаристкой и баронессой А. П. Крюднер, наблюдавшими, как царь беседует с Е. М. Бутурлиной:
«…Вы ужинали, но последние почести сегодня для нее.
– Это странный человек, – сказала она, – нужно, однако, чтобы у этого был какой-нибудь результат, с ним до конца никогда не бывает, у него на это нет мужества; он придает странное значение верности. Все эти маневры с ней ничего не доказывают»135.
