И по рекам, по железным дорогам и воздушным путям народ посылал своих детей осваивать необъятные просторы Родины. Молодежь приходила на новые места, чтобы строить и учиться.
Это был год великого перелома и в личной судьбе Анатолия. Он уже работал вторым подручным сталевара. Вместе с ним держал выпускные экзамены и его младший брат. Осенью в Надеждинске должен был открыться горный техникум с двумя отделениями — горным и металлургическим. Евгений решил поступить на металлургическое отделение и стать специалистом мартеновского дела.
Виктор Недосекин собирался на строительство Уральского машиностроительного завода. Он звал с собой Анатолия.
— Слушай, это же громадное дело, понимаешь? Гигантская стройка всесоюзного значения. Для нас, если хочешь, целый университет.
— Неужели мы расстанемся?! — с грустью отвечал Толя. — Ты же понимаешь, у меня другие планы.
— Да что с тобой говорить. Всем известно — только и мечтаешь о летной школе.
— Разве ты не хотел бы стать авиатором? В тебе есть все качества умственное развитие, физическая закалка, отличное зрение, ловкость, легкость замечательная — отсутствие лишнего веса. Виктор, идем в истребители! Идем!
Но решение Виктора было твердо. Он шел своей дорогой.
Оба грустили, ожидая, когда наступит час разлуки. Но молодые сердца были переполнены предчувствием начала чего-то большого и прекрасного впереди.
Однажды они сошлись на пути к заводу. Анатолия вызвали в райком комсомола.
— Не знаешь, зачем вызывают? — спросил он друга.
— Получены путевки.
— Какие путевки?
— Есть в Кунгурский машиностроительный институт.
— Я подавал заявление в летную школу, — сказал разочарованно Анатолий и замедлил шаги.
— Кажется, что-то есть, — загадочно улыбнулся Виктор. — Ты слыхал ведь — объявлен массовый призыв молодежи в авиацию.
— Что ты сказал?!
— Вот газета, читай. Комсомольский призыв.
Анатолий схватил «Комсомольскую правду». Несколько раз прочитал сообщение.
И бросился вперед бегом.
— Скорей в райком! Скорей!.. А есть путевки?
— Не знаю, — Виктор едва поспевал за Анатолием. В райкоме они попали в толпу молодежи. Толя, подняв газету, протиснулся к Туеву. Иван испытующе взглянул на юношу.
— Не раздумал?
— Не раздумал? Ты о чем?
— Летать!
— Иван! Что ты спрашиваешь!.. Надо о путевках узнать. Ведь мы черт-те как далеко, путевки могут не дойти до Надеждинска! Понимаешь? Их перехватят еще в Свердловске. Иван!
— Да скажи ему, Ваня, не томи, — крикнул Виктор.
— Пришли путевки. Целых три. Даем их — одну тебе, Анатолий. Вот, — он протянул Толе, не верящему своим глазам, драгоценную путевку, — и еще двоим товарищам.
Дрожащими руками Серов схватил бумажку и ринулся было к двери. Туев удержал его.
— Лучшим комсомольцам вручаем, помни. Комсомол за тебя ручается.
— Спасибо. Оправдаю. Я…
— Постой, Серов. Ты все-таки подумай. Посоветуйся с родными. Это уже не мечта, а серьезный шаг в жизни. Нелегко стать летчиком, а тем более таким, чтобы мы гордились им. А отступать будет неловко.
Завтра с ответом придешь. Сегодня и слушать не буду. Иди, друг.
Родители уже давно готовились к этой минуте. Внешне они были спокойны. Отец с бодрым видом шагал по комнате. Мать только гладила сына по крутому сильному плечу, стараясь удержать слезы. Он молча целовал материнское лицо, внезапно поняв ее тревогу.
Бабушка, мать Константина Терентьевича, всплескивала руками и качала головой:
— Ай да Серов… Ай да Серов!.. В авиаторы пошел!.. А помнишь, Костя, твой отец тоже сказывал сказку про Серова-стрелка, летал ведь! Что ли при царе Петре Великом?
Константин Терентьевич отмахнулся было: что это бабка вроде даже довольная сидит. Но бабушка настаивала:
— Был ведь, был такой стрелок. Летал. Сам и аэроплан смастерил.
— Бабушка, был. Стрелец, воин русский. Был! Спасибо, что напомнили. Он обнимал бабушку, опять возвращался к матери. — Не бойся, все будет замечательно хорошо. Не волнуйся, мамашенька, я же себя знаю.
— Один Серов по воздуху летал, другой под землей руду царю добывал, задумчиво говорила бабушка. — Как же, мне ли забыть! Как заболел наш-то, все говорил: «Увидишь, Дунюшка, будем летать, мы, Серовы, мы таковские… Стрелец-де упал, а его не забыли, ученые его помнят! Спроси у школьного учителя, он знает, наверно. Наши будут и недра, и небо». Мне ли забыть? А сам-то все надеялся увидеть… Я, говорит, за тридцать перешел, я сильный. Другие — послабже… шахтерский век — тридцать лет, а я… Не дожил и до тридцати четырех мой Тереша.
Под ее тихий говор, отец, заглушая её и — как бы возражая, твердо внушал сыну:
— Я, Толя, всегда верил в тебя. Знаю, что из тебя выйдет настоящий уралец — летчик ли, сталевар, инженер… Ведь горное дело — великая вещь, интересная, ты знаешь.
— Знаю, папа. Я же с тобой все речки изъездил, во всех шахтах бывал. Мне горное дело нравится. И металлургия. Но если меня не примут в авиацию на этот раз, я все равно буду еще и еще готовиться и поступлю, наконец. Ты знаешь меня.
— Я тебя знаю, — отвечал отец с гордостью и затаенной печалью.
Мать с надеждой говорила:
— Еще экзамены впереди. Может, еще провалишься.
Заходили приятели. Некоторые отговаривали, другие радовались за Толю, гордились им:
— Эх, Тошка — зверь лыжный! Ты хоть карточку подари на память.
Толя отправился в цех. Старший мастер уже знал. Прощаясь с Серовым, спросил на всякий случай:
— А то останешься? Первым подручным.
— Это большая честь для меня, Иван Алексеевич.
— Будем с тобой греметь на всю страну. Слово даю — уральское!
— Иван Алексеевич! Я вам уже сколько раз говорил — ваша наука не пропадет. Может, самое главное, что мне нужно в жизни, я получил на заводе, у вас. Спасибо.
Он обнял Кучина так, что тот закряхтел.
— Силен, — сказал тот, переводя дыхание. — Что ж, Тоша, полюбуйся напоследок на нашу стопятидесятитонную. В другой раз увидишь уже не ее, пожалуй.
Идет новейшая техника… С заводом простился? Везде побывал?
— Никого не забыл, Иван Алексеевич.
— Улетаете, соколы, — качнул головой старый рабочий. — Жалко мне и Виктора, хотя и серчал на него — он отбивал тебя, не давал нам с тобой времени, таскал смотреть свои победы в доменном, подумаешь! А жалко все-таки. Улетаете.
— Да, расходимся в разные стороны.
— Ну, нет. Советская дорожка одна. Ведет она и через Надеждинский, и через Уралмашзавод, и через Москву, и через воздушный тракт — под облаками и выше их. Думаешь, я — в стороне от стежки? Как бы не так! Через мои руки прошла первая наша сталь для авиации, так? Теперь человека выпускаю, эта сталь должна быть высокого качества. Не забывай, Тошка.
