Помрачневшие уральцы, рискуя выйти из соревнования, остановились на ночевку в деревне.
Поутру, проснувшись раньше всех и выйдя на улицу, Анатолий ворвался в избу с известием:
— Подъем! Подъем, ребятушки! Погода наша. Морозец не меньше двадцати пяти градусов. И обещает еще усилиться. Ура!
— Ура! Ура! — заорали в ответ.
Быстренько подкрепились, смазали лыжи и пошли.
Хоть мороз и не совсем уральский, но ничего, идем, как дома.
Он и его товарищи испытывали большой душевный подъем, особенно ощутимый после вчерашнего невезения. В середине дня догнали ярославцев. Те порядком приуныли. Кое-кто успел поморозиться, у некоторых головы были закутаны полотенцами и шарфами.
— Поморозили носы? — посмеивались уральцы. — Ничего, приходите в Переяславль, мы вам носики разотрем!
— Угостим чайком с брусникой!
— Сердечно примем вас в лучших номерах… тех самых!
Ярославцы махали им вслед кулаками, хотя и сами не могли не усмехнуться: действительно, положение их становилось комичным.
Мороз все крепчал. Анатолий ушел далеко вперед и пропал из виду. На зов не откликался. Наконец, встревоженные товарищи нашли его лежащим на снегу возле крайней избушки деревни. Виктор озабоченно всматривался в него.
— Мы уж боялись, что ты пошел волкам на завтрак. А ну, вставай.
— Я уже встал! — поднялся Анатолий. — Вас дожидался.
В избе отдохнули и побежали дальше. Серов опять впереди, но уже не отрывается, идет хорошо. Так — до самого Переяславля. Там им дали «те самые» лучшие номера, заказанные заранее, — видно, их приняли за ярославцев.
— Чудные комнаты, — хохотал Серов. — Располагайтесь, ребятушки.
Здесь обнаружилось, что у него пьексы примерзли к ногам.
Виктор вскричал:
— Как же ты шел?!
— Вот почему ты «дожидался» нас, валяясь на снегу, — догадался Климов.
Пьексы надрезали и стянули с ног. Натерли Анатолию ноги снегом, потом спиртом. На другое утро Серов проснулся как всегда первым и увидел, что ноги распухли. Смазав их гусиным жиром, он обулся. Разбудил друзей:
— Подъем! Финиш назначен на девять!
Все повскакали с постелей, привели себя в порядок и стали на лыжи. Виктор весело прокричал: «Вперед!», и команда полетела, обуреваемая золотой надеждой, что придет первой.
В пригород Пушкино, где был назначен финиш, они пришли действительно первыми. На месте финиша — ни души. Взглянули на часы, и загремел веселый хохот: стрелки показывали четыре часа утра.
— Вот это победа! Мы пришли на пять часов раньше назначенного часа! Даже судей еще нет на месте.
— Что делать? Если пойдем отдыхать, еще, чего доброго, заснем, а тут ярославцы припожалуют. Пропишут нам за то, что мы в Переяславле заняли их комнаты.
Послали Игоря Климова на поиски. Тот привел товарищей из местной заводской организации. Торжественно засекли время. Поздравили уральцев с победой.
— Однако не только ярославцы идут. Ждем лыжников из других городов. Будут учитываться условия пробега, так что окончательная победа может оказаться у другой команды.
В назначенное время судьи были на местах, стали подходить соревнующиеся команды. Когда объявили результаты, выяснилась полная победа уральцев. Они взяли первенство на скорость, а первое место на дальность разделили с архангельцами. Были вручены награды и дипломы победителям.
Несколько дней уральцы провели в Москве, ходили по ее улицам и площадям, любовались Кремлем и Москвой-рекой. На Красной площади стояли долго, полные большого, радостного чувства.
В Москве Анатолий встретился с младшим братом, принимавшим участие в хоккейных состязаниях, и разыскал старшую сестру Ксану. Вместе сфотографировались на память об этих чудесных днях.
Наконец воротились в родной Надеждинск. Команда была встречена с почетом. Все население Надеждинска гордилось победой своей команды, состоявшей из молодых рабочих-сталеваров, доменщиков, прокатчиков.
Лыжное искусство Серова было уже общепризнано. Анатолий добивался новых успехов, пока не прошла уральская зима. Он первый в Надеждинске организовал конно-лыжный спорт. В ряд становились три-четыре лошади с верховыми. Лыжники держались за длинные, привязанные к хомутам веревки, не наматывал их на руки. Верховые подстегивали Лошадей. Начинался стремительный бег. Лыжники мчались за конями, держась за веревочные вожжи. Анатолий ни разу не оторвался от сильных коней и с необыкновенным увлечением летел вперед, сам как бы равный им по силе, да еще помноженной на ловкость и выдержку. И тут уж никто не мог его обогнать.
Летать!
Лыжный спорт вызвал в Анатолии жажду еще больших скоростей, мечта об авиации уже не потухала, а разгоралась все сильней. Впоследствии он как-то сказал:
— Стремительные спуски с гор на лыжах, прыжки с естественных трамплинов — не они ли первые пробудили во мне мысль о полетах?
Но, как мы знаем, он сам признавался, что эти мечты одолевали его с детских лет и еще тогда он искал осуществления их.
Отец ему давно внушал, что, если хочешь летать по небу, научись как следует ходить по земле. И Анатолий сам говорил, что «в жизни так не бывает, чтобы человеку ни с того ни с сего вдруг захотелось летать, когда он и по земле-то не умеет ходить как следует». Ходить по земле — это значило не только физически, но и духовно овладевать знанием техники, жизни, задач своего общества и своих собственных.
Серов писал: «Я принадлежу к тому поколению людей, которое с юных лет воспитывалось в стране социализма. В мир, завоеванный нашими отцами и старшими братьями, мы вошли как наследники, которым по праву принадлежат все богатства нашей Родины.
Передовые идеи века мы впитывали в себя с молоком матери. То, что рудники и заводы могли когда-то принадлежать маленькой горсточке людей, казалось нам диким и нелепым, — ведь при нас капиталистов уже не было! Мы жадно слушали рассказы о том, как большевики, партизаны, красногвардейцы сражались в гражданской войне, как они победили Колчака и прочих баронов и генералов. Мы хотели быть похожими на этих большевиков, которые завоевали нам свободную жизнь; мы мечтали о подвигах, о славе, и хотя в этих мечтах было много детского и смешного, но всегда они были связаны с мыслями о Родине.
В книгах мы искали любимых героев, которым можно было подражать. И сама жизнь учила нас и разжигала в нас стремление к мечтам и будущим большим делам».
Шел 1929 год — год великого перелома. Открывалась новая страница нашей истории. Уже определились решающие успехи социалистической индустриализации. Совершалась революция в деревне — происходила ликвидация кулачества как класса на основе сплошной коллективизации. Сельское хозяйство перестраивалось на колхозный лад. В стране вырастали новые города, заводы, строились новые вузы.
