Борис Черных - Шалва Амонашвили и его друзья в провинции

В этот долгожданный майский день я встаю пораньше, в моей душе просыпается что-то теплое и радостное. Включаю телевизор, оттуда наперебой несется: «…где же вы теперь, друзья-однополчане», «…бьется в тесной печурке огонь», «…эх, дороги, пыль да туман…». Все те песни, которые любят в нашей семье. Их знают и поют всегда. Раньше запевал наш дедушка, теперь его уже нет с нами, а ведь в войну он был еще мальчишкой. И я вдруг осознаю, как уже немолоды мои сверстники, уцелевшие в той легендарной Отечественной. Пожалуй, до 60-летия победы дожили только те из вас, кто ушел в окопы с выпускного вечера – дети, успевшие повзрослеть за одну ночь. Да и то не все.

Я мысленно протягиваю вам руку, девчонки и мальчишки сороковых. Держитесь, вы еще не знаете, что вам предстоит…

От этой простенькой песенки по коже бегут мурашки. Всеобщее потрясение, потом оцепенение и затем – порыв – встать, защитить, закрыть собой свою землю и то, что свято на ней – дом, семью, любимых. Они прощаются, вчерашние одноклассники, тревога и страх где-то глубоко, они почти счастливы, что им разрешили, что им доверили, как отцам и братьям. Пожалуй, я бы ощущала то же самое, если бы была на их месте. Они неловко обнимают плачущих матерей: «Я вернусь, мама». Они действительно верят, что все закончится быстро, они так воспитаны: «От тайги до британских морей Красная Армия всех сильней». И Сережка с Малой Бронной, а может, Витька с Моховой в последний раз вприпрыжку спускаются по лестнице, где с детства знакома каждая ступенька, бегут по родному Арбату – быстрей, опоздать нельзя, ведь ты уже почти солдат. Переполненные перроны. Здесь, среди всеобщей толчеи, поют и плачут, пляшут и смеются, обнимаются и просят ждать. Но предчувствие долгой беды витает над человеческим морем. Девчонки в простеньких платьях, еще с косичками. Сегодня они провожают своих мальчиков и вместе с ними – несбывшиеся чудо первой любви, невстреченные рассветы над Москвой – рекой, первый поцелуй и первое несмелое признание. Многие из них потом проживут в одиночестве, бережно храня дорогие воспоминания. Некоторые уже осенью заплачут над похоронками, пришедшими из подмосковных окопов.

Это страшное горе переплавит страх в решимость, и девочка, чье земное назначение любить и оберегать, обует грубые солдатские сапоги и пойдет убивать своих врагов. Их тысячи и тысячи – зенитчиц, медсестер, связисток, летчиц в грубых шинелях не по росту, моих сверстниц, так рано повзрослевших. Некоторые только и успели, «что встать под огнем и упасть под огнем», а те, кто выжил и дошел до Берлина, сумели совершить невозможное – не загрубели раненной душой, остались любящими и милосердными.

Всегда буду любить «А зори здесь тихие…» На этом фильме я выросла, и это кино неизменно потрясает мою современную прагматичную душу. Помню, мне было лет 10, когда мама позвала меня к экрану, хотя было уже довольно поздно: «Посмотри, дочка, обязательно, не пожалеешь». С тех пор я откладываю все дела. Сравниться с «Зорями» по силе воздействия может только «Баллада о солдате» да еще, наверное, «Судьба человека». Эти фильмы объединяют одно: здесь нет грандиозных батальных сцен, полков и эскадрилий, идущих в атаку, танковых боев, взрывов, сметающих с земли деревни и города. В этих повестях другая, более глубокая и сложная тема: война проходит по человеческой жизни, коверкает судьбу, душу. Это самое страшное назначение любой войны, и помнить об этом обязаны грядущие поколения. И в наши дни война то и дело являет свой ужасный лик, стучится в наши дома, гибнут ребята, молодые, сильные, цвет народа. А девочки ждут и надеются:

Мы такие же, как вы, дети «роковых пороховых». Нам бывает страшно, как было с вами, наверное. Общая беда делает мой народ особенным, он поднимается плечом к плечу перед великой опасностью, и тогда его уже не сломить. А как же иначе? Ведь мы – ваши наследники. Еще живы ветераны, чьи рассказы – драгоценная живая реликвия, есть у нас замечательные книги и фильмы, написанные и снятые о войне, все это не даст умереть священной памяти, не даст нам превратиться в «Иванов, не помнящих родства». Спите спокойно, павшие, мы не забудем вас никогда. Живите спокойно, дошедшие до победы, мы уважаем ваши седины.

В этом году 9 мая я встану пораньше и куплю шестьдесят тюльпанов, ровно столько, сколько минуло лет с той ужасной войны. Как бы ни хмурились погода, поспешу к Вечному огню. Буду всматриваться в добрые лица ветеранов, так много видевших в войну, и представлять их молодыми, пробую угадать, где застала их война и где они встретили победу. Обязательно подарю цветы и помолчу у Вечного огня. Это традиция, я не буду ее нарушать. Думаю, – не ветеранам это нужно, а мне самой, чтобы поступать по-человечески, чтобы правильно воспитывать своих детей. Мне нужен этот очищающий живой огонь, эти слезы, которые невозможно сдержать… Великая Победа – это та святыня, которая есть у нашего народа, и которую мы обязаны сохранить для наших потомков на долгие времена.

В день Победы в ночное небо взлетят разноцветные гроздья салюта. Я оглянусь по сторонам, и сердце привычно защемит: как мало осталось вас, солдаты. И я подойду к ним и скажу: «Спасибо вам за все. Живите долго, дорогие. Мы так вас любим».

Дед мой о таких говорит: «Жизнь его отдана людям». Детство его было трудным: рано остался без отца, которого репрессировали по доносу, как врага народа. Прадед был врачом и травником, вылечивал заболевания, которые не лечатся до сих пор. Дед очень жалеет, что был мал и не помнит, чем и как лечил пациентов отец. От дедушки требовали отказаться от своего отца, хотели исключить из педагогического училища, где он учился, но дедушка не предал памяти отца. Через испытания прошел с честью, а брата своего так и не простил за то, что тот отрекся от отца.

Прадеда реабилитировали, но посмертно, и мы даже не знаем, где его могила. Эта первая несправедливость в жизни деда не сломила его, он не озлобился, не затаил обиды ни на людей, ни на Родину.

С семнадцати лет учил детей и учил их не только математике, но и тому, как стать настоящими людьми. Сразу после сообщения о нападении немецких войск он отправляется в военкомат, чтобы записаться добровольцем. Дедушка говорит: «Я как все». Да нет, мой дорогой человек, не так как все. Были и другие, которые пытались спрятаться за чужие спины. Ты мне всегда говорил, что война обнажает человеческие души. Хороших людей делает лучше, а плохие становятся еще хуже, война – это санитар истории.