В течение нескольких минут Кравчик сидел рядом с комментатором, делая вид, что он целиком поглощен матчем. На самом деле он выбирал момент для нападения на охранника. И вот, когда в очередной раз советская сборная пошла в атаку на польские ворота, Кравчик нанес молниеносный удар левым кулаком в висок охранника. И тот вместе со стулом рухнул в угол кабинки.
– Матка боска Ченстоховска! – воскликнул, потрясенный этим событием Квятек, и тут же спросил: – Ты что натворил, Анджей?
Но вместо ответа боксер нанес еще один удар, на этот раз уже правым кулаком, точно в голову комментатору. И тот отлетел в другой угол кабинки, где ударился затылком о стену и мгновенно отключился. Все это заняло у Кравчика около минуты. Еще пару минут у него отнял процесс извлечения из трости деталей винтовки и ее сборка. После чего она была установлена на треноге на столе и наведена точно на Брежнева. Затем боксер достал из кармана пиджака два патрона и зарядил их в винтовку. Все это он делал без суеты, отточенными движениями, которые он выполнял практически «на автомате», выучившись им во время долгих домашних тренировок. Наконец, Кравчик, усевшись на стул, прильнул к окуляру оптического прицела, и, поймав в нем голову советского генсека, положил палец на курок. Еще мгновение – и раздался выстрел. Однако в следующую секунду Брежнев всем телом подался к Гереку и зашептал ему на ухо:
– Не переживай, Эдвард, я вернусь домой и разберусь с этими сукиными детьми – научу их выполнять просьбы своего генсека.
В это самое мгновение, выпущенная боксером пуля, просвистела в нескольких сантиметрах от головы Брежнева и угодила в самую нижнюю доску сиденья, находящегося за его спиной. Там сидел телохранитель генсека, но поскольку ноги у него были раздвинуты, пуля не нанесла ему никаких повреждений, издав лишь легкий хлопок, который потонул в шуме стадиона.
– Проклятье! – громко выругался Кравчик, увидев в прицеле результат своего выстрела.
Перезарядив винтовку, он снова прильнул к окуляру оптического прицела. На этот раз он решил целиться в грудь Брежнева, чтобы поразить его уже наверняка.
В это время на поле в атаку пошла советская сборная. Мяч оказался у Андреасяна, который стремительно двигался по флангу в сторону польских ворот. Наперерез ему бросился Вечорек, но советский футболист на ложном замахе обыграл его и тут же отдал точный пас своему земляку и партнеру по ереванскому «Арарату» Заназаняну.
Кравчик всего этого не видел, целиком поглощенный процессом прицеливания. Наконец, он затаил дыхание и положил палец на спусковой крючок. И в этот самый миг за его спиной раздался грохот. Это мощным ударом ноги закрытую дверь выбил полковник Пишчек. Он стоял на пороге и обеими руками сжимал пистолет, направленный в спину Кравчика. Но тот на какую-то долю секунды оказался проворнее. Инстинктивно он повернулся на шум всем корпусом, держа прямо перед собой винтовку. И первым нажал на курок. Пуля мгновенно преодолела расстояние до полковника и угодила ему точно в лоб. Однако и Пишчек, прежде чем рухнуть спиной назад, успел нажать на курок пистолета и его пуля тоже достигла цели – она попала в крохотный медальон с портретом отца, висевший на груди Кравчика. И боксера отбросило спиной на стол. В его глазах застыло недоумение, а по губам пробежала еле уловимая усмешка, означавшая одно – что в самый последний момент фортуна отвернулась от человека, которого все считали везунчиком, и он это понял.
За несколько секунд до этого Заназанян вышел один на один с вратарем польской сборной и, переиграв его, послал мяч в незащищенный угол ворот. Сектор, где сидели советские болельщики, в едином порыве вскочил на ноги, огласив стадион радостными возгласами. В этом шуме и потонули оба выстрела, которые с разницей в долю секунды прозвучали в комментаторской кабинке.
22 июля 1974 года, понедельник, Москва, Измайловское шоссе, 27
Прошло еще минут пятнадцать, а лифт продолжал стоять без движения в шахте. Мимо наверх прошли двое обитателей дома, причем одним из них была соседка Бондаренкова – любопытная старушка, которая заглянула в зазор и, узнав соседа, поздоровалась с ним.
– Сидишь, болезный? – спросила старушка.
– Сижу, баба Мотя, – подтвердил ее слова Бондаренков.
Наконец, нервы Кожемякина не выдержали.
– Ну-ка, сдай в сторону, Толик, теперь моя очередь выбираться, – сказал футболист и опустился на пол лифта.
– А свою джинсу запачкать не боишься? – съязвил Бондаренков.
Речь шла о новом джинсовом костюме, который Кожемякин в прошлом году привез из Болгарии, куда он ездил на международный турнир по футболу. В тот день из этого костюма на футболисте были джинсы и рубашка, а куртку он оставил дома в виду жаркой погоды.
– Ничего, жена дома отстирает, – ответил Кожемякин и добавил. – Главное, чтобы лифт не поехал, а то хана будет не только костюму, но и мне.
– Типун тебе на язык, – отмахнулся от этих слов Бондаренков.
Тем временем Кожемякин перевернулся на живот, лег на пол и, просунув ноги в зазор, стал медленно опускать их вниз. Прошло еще несколько секунд и вот уже спортсмен спрыгнул на площадку и стал энергично отряхивать от пыли свою модную одежду.
– А ты, Толик, счастливчик, – похвалил его из лифта Бондаренков.
– Ничего, скоро и ты им будешь, – ответил футболист. – Чего медлишь – вылезай по моему примеру.
Бондаренков не дал уговаривать себя дважды. Он так же лег на пол лифта и высунул ноги наружу. А спустя минуту тоже спрыгнул на кафельный пол рядом со своим приятелем. И в тот самый миг, когда это случилось, лифт внезапно пришел в движение и устремился вверх. Это произошло так неожиданно, что Бондаренков даже отпрянул назад.
– Я же тебе говорил, что это не я, а ты у нас счастливчик! – хлопнул приятеля по плечу Кожемякин. – Еще бы несколько секунд твоей задержки и сюда бы упала твоя нижняя половина, а верхняя поехала бы дальше.
От этих слов Бондаренкова всего передернуло. Было видно, что он никак не может отойти от произошедшего.
– Не переживай, Толик, если еще когда-нибудь в твоем лифте застрянем, то первым полезешь ты, а я за тобой следом, – успокоил друга Кожемякин и даже приобнял его за плечи. – А пока забудь про это – пойдем в дыр-дыр погоняем.
И они, обняв друг друга за плечи, зашагали вниз по лестнице, не рискуя больше связываться с ненадежным лифтом. Когда друзья вышли из подъезда на улицу, их лица озаряли счастливые улыбки, которые явно указывали на то, что неприятный инцидент, который произошел с ними некоторое время назад, уже благополучно забыт. И скажи им кто-то сейчас, что это еще не конец истории, а только преддверие будущей скорой трагедии, то они бы никогда в это не поверили. Ведь молодости так свойственно верить во все хорошее…
