реально перегруженной работой по самым различным направлениям («…перед нами стоит перспектива колоссального увеличения работы как в количественном отношении, так и в смысле интенсивности ее», — писал Дзержинский в апреле 1918 года) [65], предложило «признать необходимым, чтобы борьба со шпионажем и контрразведка находились под наблюдением ВЧК».
Обсудив соответствующий проект члена Коллегии ВЧК И. Н. Полукарова, 22-летнего начальника отдела по борьбе с контрреволюцией, Президиум Всероссийской чрезвычайной комиссии предложил наркому по военным и морским делам Л. Д. Троцкому, чтобы все существующие контрразведывательные органы были переданы в ведение ВЧК и сведены в единое подразделение под самостоятельным руководством.
Предложение, как говорится, «не нашло понимания». Лев Давидович воспринимал русскую революцию в качестве преддверия мировой революции; как писал поэт: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем», и на этом «мировом пожаре» он впоследствии разошелся со Сталиным и другими сторонниками «построения социализма в одной стране». Однако Троцкий имел немало единомышленников как в большевистском руководстве, так и в армейских рядах и как нарком пользовался популярностью в военной верхушке. Позднее это найдет отражение в так называемом деле о «военно-фашистском заговоре» и в материалах прочих процессов.
Очевидно, «Демон революции» понял, что чекистская контрразведка в рядах подчиненной ему армии будет выполнять также и надзорную функцию. В отличие от военной контрразведки Временного правительства, всячески отмежевывавшейся от политики, чекисты четко стояли на «классовых позициях», и для них одинаковым врагом являлись «все неприятельские агенты и шпионы, контрреволюционные агитаторы, спекулянты, организаторы восстаний, громилы, хулиганы, саботажники и прочие паразиты», которые, как писалось в объявлении ВЧК от 22 февраля 1918 года, «будут беспощадно расстреливаться отрядами комиссии на месте преступления» [66].
«Политический контроль» над РККА наркому Троцкому был не нужен.
Понятно и то, что «военспецы, в том числе и контрразведчики, не только не хотели передать всю борьбу со шпионажем в ведение ВЧК, но даже не желали контактировать в работе» [67]. Уж слишком разные взгляды на принципы организации контрразведывательной службы были у тех и у других.
Можно сказать, что вопрос о создании единой контрразведки просто-напросто завис…
Глава третья
Борьба за «контрразведывательное поле»
Девятого марта 1918 года в мурманском порту с крейсера «Глория» высадился десант английской морской пехоты — 170 человек при двух орудиях; следующий десантный отряд сошел на берег с английского крейсера «Кокрейн» 14 марта, а 18-го со своего крейсера «Адмирал Об» высадились французы… Так началась военная интервенция стран Антанты на Русском Севере. Чуть позже, 5 апреля, во Владивостоке начали высадку японцы и всё те же англичане; в то же самое время, нарушая условия Брестского мира, на территорию РСФСР вторглись германские интервенты, которые уже 17 апреля вели бои на подступах к Донбассу… Через месяц начался мятеж Чехословацкого корпуса, эшелоны которого растянулись по Сибирской железнодорожной магистрали на семь тысяч верст — от станции Ртищево, что близ Пензы, до самого Владивостока.
«Почти одновременно с иностранной интервенцией в России возникло Белое движение, тесно связанное с державами Антанты, которые предоставили бывшим царским генералам вооружение и амуницию. Помимо англичан, в Мурманске и Архангельске высадились американцы, английская армия оккупировала Закавказье. Французы заняли Одессу и Крым. Япония захватила Дальний Восток. Белогвардейцы бурно приветствовали их приход и развязали кровавую Гражданскую войну только после начала иностранной интервенции, поскольку именно интервенты дали им оружие для братоубийственной войны. Так в России воцарились голод и анархия» [68].
«Весной 1918 года, после высадки англо-французских войск в районе Мурманска, мы… поняли, что соглашение между большевиками и союзниками невозможно. Кампания на Севере не могла рассматриваться в качестве независимого эпизода, а только как часть хорошо подготовленного плана союзников, имеющего целью окончательный разгром Центральных держав.
Ленин и Троцкий были убеждены, что экспедиции англичан в Архангельск и японцев во Владивосток на самом деле были направлены против них с целью отстранения от власти», — вспоминал британский разведчик Джордж Хилл [69], пребывавший в то смутное время в России по заданию своей службы.
Но интересно, с каких это пор Россия перешла в разряд «Центральных держав» наряду с Германией и Австро-Венгрией? Да и другое утверждение звучит, скажем так, неуклюже. Конечно, Ленин и Троцкий понимали, что эти «экспедиции» недавних союзников направлены не лично против них, но против режима, установленного победившей партией большевиков, и в особенности против ее внешней политики. Ну да ладно, тут более важно другое: ведущие мировые державы приступили к претворению своего давно уже разработанного плана раздела России. А значит, революция — точнее, республика — должна была защищаться и доказать, что она «чего-нибудь стоит»… Большевики, надо отдать им должное, оказались гораздо прагматичнее Временного правительства, почему и удержали власть.
Еще 4 марта 1918 года, на следующий день после того, как в Брест-Литовске был подписан мирный договор между советской Россией и странами Австро-германского блока, Совнарком принял декрет о создании Высшего военного совета (ВВС) — как высшего оперативного органа военного управления вооруженными силами республики, то есть Главного командования Красной армии. ВВС решал двуединую задачу: формирования новой кадровой армии и организации обороны государства.
Высший военный совет «первоначально состоял из военного руководителя (эту должность с 4 марта по 26 августа 1918 года исполнял „бывший генерал-майор“ М. Д. Бонч-Бруевич) и двух политических комиссаров.
Бонч-Бруевич Михаил Дмитриевич (1870–1956). В 1891 году окончил Московский измерительный Константиновский межевой институт, в 1892-м — военно-училищный курс Московского пехотного юнкерского училища, в 1898-м — Николаевскую академию Генерального штаба, служил при штабах различных военных округов. С марта 1914 года — командир пехотного полка; с августа — генерал-квартирмейстер штаба 3-й армии Юго-Западного фронта, с 17 сентября — генерал-квартирмейстер штаба фронта. С 20 августа 1915 года — исполняющий должность начальника штаба Северного фронта. С 25 февраля 1916 года в распоряжении главнокомандующего Северным фронтом, одновременно — начальник гарнизона Пскова. 23 июня — 22 июля 1919 года — начальник Полевого штаба РВСР, затем на научной и педагогической работе. Генерал-лейтенант. Доктор военных и технических наук.
Свидетельство современника:
„В должности генерал-квартирмейстера штаба фронта должно быть лицо опытное, прошедшее хороший штабной и строевой стаж и зарекомендовавшее себя в войсках хорошей работой в отношении вождения войск. Генерал Бонч-Бруевич совершенно не удовлетворял такому требованию по своей малой опытности: его строевой и штабной стаж был более чем скромен… Возможно ли было такого неподготовленного генерал-квартирмейстера считать опытным в вождении целой группы армий? И возможно ли было поручать ему исполнение такой важной должности… в военное время, когда решается судьба народа и государства?“
Генерал-лейтенант Яков Михайлович Ларионов
Управление ВВС формировалось из личного состава бывшей Ставки Верховного главнокомандующего на добровольных началах. По штату, утвержденному 17 марта, в управление ВВС входили: военный руководитель, его помощник, генерал-квартирмейстер с несколькими помощниками по оперативной части и разведке, начальники связи, военных сообщений, полевой инспектор артиллерии и др. Постановлением СНК от 19 марта 1918 года введены должности председателя
