Латинский язык я изучал на Истфаке в группе, которую вел Николай Иванович Скаткин. О нем я слышал еще в 25-й школе от его дочери Ляли, которая училась на класс моложе меня. Я встретился с Николаем Ивановичем на 3 курсе МЭИ, он читал нам курс Основ марксизма ленинизма. Он поражал меня своей эрудицией в вопросах древней истории и религий. Впоследствии он преподавал латынь на Истфаке. Латынь он преподавал великолепно, до сих пор помню стихотворение Горация "Exegi monumentum", под влиянием которого было написано стихотворение А.С.Пушкина "Я памятник себе воздвиг нерукотворный".
От занятий древнегреческим языком под руководством проф. Гракова в моей памяти сохранились печальное стихотворение Сафо и веселое стихотворение Анакреона.
Латынь и древнегреческий язык оказались для меня весьма полезными позднее, когда я занялся историей математики.
Я давно хотел познакомиться с каким нибудь западно-европейским славянским языком. Польский я слышал дома - на нем говорили мама и тетя Цеся. В университете я узнал, что на Истфаке изучают чешский язык. Я пришел к ним на занятие. Преподавательница Юлия Конова сказала, что они занимаются уже второй год. Но я попросил проверить меня на каком нибудь тексте. Мне дали статью, которая начиналась словами: Feudalna zaostalost Rakovske. Я бодро стал переводить: Феодальная отсталость Раковской... Раковска-это наверное какая нибудь область Чехословакии. Оказалось, что Rakovska - чешское название Австрии. Преподавательница посмеялась, но в группу меня приняла. Мы целый год читали роман Ивана Ольбрахта "Никола Шугай". Из тех, кто занимался со мной я помню Надю Ратнер, которая стала известным словяноведом.
Однажды на Истфаке я прочел объявление, что в ближайшее воскресенье состоится выезд желающих студентов на археологические раскопки в Московскую область. В указанный день я явился на сборный пункт. Раскопками руководил заведующий кафедрой археологии профессор Артемий Владимирович Арцыховский, племянник первой жены дяди Якова. Мы подошли к древнему захоронению и Арцыховский указал нам направление в котором следует копать. Мы нашли скелет древнего вятича.
Я много раз подавал заявление в МГК ВЛКСМ с просьбой восстановить меня в комсомоле и после того, как мне это разрешили, в 1940 г. меня приняли в комсомол снова в комсомольскую организацию Мехмата, и назначили редактором стенгазеты "Искусство".
Геленджик
Летом 1940 г. я отдыхал в санатории МГУ в Геленджике на берегу Черного моря между Новороссийском и Туапсе. Здесь я познакомился со многими интересными людьми, из которых упомяну студентку Физфака Ирину Ракобольскую. Во время войны она была летчицей, заслужила звание Героя Советского Союза, а после войны была много лет проректором МГУ по Заочныму отделению.
В Геленджике я научинся хорошо плавать на спине и несколько раз, удивляя моих товарищей, плавал на спине по прямой линии к островку, находящемуся в полукилометре от берега.
Харьков и Киев
Я уже писал, что в конце 1939 г. проходил производственную практику в Харькове. Я несколько раз посещал математический факультет университета и познакомился с харьковскими математиками - геометрами Дмитрием Матвеевичем Синцовым и Яковом Павловичем Бланком, алгебраистом Антоном Казимировичем Сушкевичем и специалистами по функциональному анализу Наумом Ильичем Ахиезером и Борисом Моисеевичем Левитаном. На лекции Ахиезера и познакомился со студентами Марком Роговым и Григорием Ястребинецким. В январе 1940 г. я присутствовал на защите докторской диссертации Левитана.
В том же месяце я съездил в Киев и осмотрел город, где познакомились и поженились мои родители. Теперь здесь жила тилько одна семья моих родственников - дядя Меер Фингер с женой, дочерью Шивой, ее мужем и сыном Леней. В 1941 г. Меер и его больная жена, не смогли эвакуироваться и погибли в Бабьем яре. Семья Шивы эвакуировалась в Среднюю Азию. Леня погиб на фронте. Шива и ее муж после войны жили в Черновцах.
В Киеве я познакомился с молодым математиком Сашей Товбиным. До сих пор помню четверостишье, которое он любил повторять : Саади и Хафиз, Низами и Хайям Давно погребены и отданы червям, Давно могилы их распаханы под пашни, Но строки гениев звучат и ныне нам.
Все четверо упомянутые гении - поэты, писавшие на персидском языке. Относительно могилы Хайяма Саша ошибся, она сохранилась. Когда я написал книгу о Хайяме, я поместил там фотографию этой могилы. Саша Товбин погиб на войне.
Глава 6. ЭЛЕКТРОЗАВОД (1941) Электротехническая крепость
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. К этому времени все мои аспирантские экзамены были сданы. Решив, что в условиях войны я должен приносить пользу Родине, я приехал на Электрозавод, где проходил производственную практику и попросил принять меня инженером в Технический отдел трансформаторного завода. Так как у меня был диплом МГУ, я окончил четыре с половиной курса МЭИ, и начальник Технического отдела М.Э.Манькин помнил меня, я был принят на работу.
Электрозавод был эвакуирован в 1915 г. из Риги, где он назывался VEF - Valts Elektro - Fabrika (Государственный Электрозавод); в Риге ВЭФ также был восстановлен.
Московский Электрозавод расположен в здании с зубчатыми стенами, имеющем вид крепости.
В комбинате "Электрозавод" кроме Трансформаторного завода имелись Электроламповый завод и другие заводы, выпускающие различные электрические аппараты.
Проходя между заводами этого комбината, я сочинил четверостишье За стеной заводскою стучат станки без устали, За стеной дрожание громов грозовых. И повез прозрачные "яблоки индустрии" Тяжело вздыхающий потный грузовик.
"Между Сциллой и Харибдой"
Работая на заводе, я не мог дежурить в университете, как это делали другие аспиранты и меня отчислили из аспирантуры.
Вскоре все аспиранты вступили в Народное ополчение и их отправились на фронт. Когда в октябре 1941 г. немцы прорвали фронт под Вязьмой, полк, где были наши аспиранты, попал в окружение. Успели только вывезти Бориса Шабата, который вступил в ополчение, хотя у него была ампутирована ступня одной ноги. Те, которые были посильнее, выбрались из окружения сами, остальные ополченцы попали в плен к немцам. Володя Рохлин, родившийся в Баку, выдал себя за мусульманина-азербайджанца и осталса жив, остальные евреи, в том числе Мося Песин, были расстреляны. Такая же судьба ожидала бы и меня, если бы я не стал инженером Электрозавода. Таким образом, если от смерти в сталинских лагерях меня спас Мехмат, то от смерти в гитлеровском плену меня спас МЭИ. Так мое двойное образование позволило мне уцелеть между сталинской Сциллой и гитлеровской Харибдой, между которыми оказалось мое поколение.
