корточках где-то внизу. Он копался в книгах, стоящих на нижней полке, держа
в руках то один, то другой фолиант.
- Ищу материалов по пугачевскому бунту, - сказал Есенин. - Хочу писать
поэму о Пугачеве.
В. Вольпин, примерно в то же время побывавший у поэта в Богословском
переулке, видел на столике несколько книжек о Пугачеве с пометками Есенина,.
Материал для своей поэмы, вспоминал Анатолий Мариенгоф, Есенин черпал
из "академического Пушкина".
"Пугачев", по словам поэтессы Н. Грацианской, был написан "в окружении
эрудитных томов".
Сам поэт в разговорах с друзьями замечал, что, готовясь к "Пугачеву", он прочел "много материалов и книг", изучал их "несколько лет".
Сейчас, пожалуй, невозможно точно установить все источники, с которыми
знакомился Есенин. Но очевидно одно: историю крупнейшей крестьянской войны
он знал не понаслышке.
Начать с того, что из всех фамилий действующих лиц трагедии автором
вымышлена только одна - Крямин. Кирпичников, Караваев, Оболяев, Зарубин,
Хлопуша, Подуров, Шигаев, Торнов, Чумаков, Бурнов, Творогов - подлинные
фамилии сподвижников Пугачева. У Караваева сохранено и имя - Степан.
Не придуманы Есениным и генерал Траубенберг, атаман Тамбовцев,
оренбургский губернатор Рейнсдорп, полковник Ми-хельсон, вошедшие в трагедию
как действующие лица или упоминаемые по ходу действия.
Казак Крямин ни в пушкинской "Истории Пугачева", ни в других источниках
не встречается.
Чем же можно объяснить его появление у Есенина?
На мой взгляд, вот чем. Крямин действует только в одном,
заключительном, эпизоде - "Конец Пугачева". Он первым из заговорщиков стал
нагло поносить народного вождя:
О смешной, о смешной, о смешной Емельян!
Ты все такой же сумасбродный, слепой и вкрадчивый...
Крямин обливает грязью не только Пугачева. "Монгольский народ"
(калмыки) для него - трусливый "сброд", "дикая гнусь", способная лишь
грабить "слабых и меньших".
Дело, которому Пугачев и народ отдали так много сил, по словам Крямина,
"ненужная и глупая борьба".
Стреляя в Крямина, Пугачев стрелял в циничного предателя, презренного
негодяя: "Получай же награду свою, собака!"
Известно, однако, что при пленении Пугачева убит никто не был. Но
художнику нужен этот выстрел в несправедливость, подлость. Выстрел,
защищающий благородство помыслов Емельяна.
Так появилась в поэме зловещая фигура Крямина"
Этот вымысел не нарушает тактичности поэта в обращении с историческими
фактами.
Бережно сохраняет Есенин и названия мест, связанных с отдельными
событиями повстанческого движения.
Черемшан, Яик, Иргиз, Сакмара, Волга; Яицкий городок, Таловый умет,
Самара, Оренбург, Казань, Уфа, Оса, Сарапуль, Сарепта, Аральск, Гурьев - все
это пришло в трагедию из исторических документов.
Более того, за каждым эпизодом "Пугачева" стоит реальное событие, описанное в научной литературе.
Начало трагедии - "Появление Пугачева в Яицком городке". Емельян
обращается к старику сторожу:
Слушай, отче! Расскажи мне нежно,
Как живет здесь мудрый наш мужик?
Так же ль он в полях своих прилежно
Цедит молоко соломенное ржи?..
Так же ль мирен труд домохозяек,
Слышен прялки ровный разговор?
Сторож
Нет, прохожий! С этой жизнью Яик
Раздружился с самых давних пор...
. . . . . . . . . . . . . . . .
Всех связали, всех вневолили,
С голоду хоть жри железо.
В книге профессора Н. Фирсова "Пугачевщина" (1-е издание - 1908 год, 2-е - 1921 год) говорится:
"В глухом степном умете... Пугачев приступил к разведкам о положении и
настроении яицкого войска. "Каково живут яицкие казаки?" - спрашивал Пугачев
старика уметчика. "Худо, очень худо жить", - отвечал тот".
В своей книге Н. Фирсов пишет:
"...Внутри империи шаталось много бродячего люда. От безысходной нужды
многие приходили на фабрики и заводы... но, найдя тут еще худшее положение,
чем дома, снова бежали куда-нибудь к раскольникам, на Иргиз или на Яик...
Так создавалась особая, бродяжная Русь..."
Не в этих ли строках ученого исток поэтического монолога того же
старика сторожа:
Русь, Русь! И сколько их таких,
Как в решето просеивающих плоть,
Из края в край в твоих просторах шляется?
Чей голос их зовет,
Вложив светильником им посох в пальцы?
Идут они, идут! Зеленый славя гул,
Купая тело в ветре и в пыли,
Как будто кто сослал их всех на каторгу
Вертеть ногами
Сей шар земли.
Так на основе правды исторической Есенин силой своего таланта создает
правду особого характера - правду поэтическую. Здесь к месту вспомнить
Белинского: "... поэтические характеры могут быть не верны истории, лишь
были бы верны поэзии". Историзм "Пугачева" - поэтический историзм, а не
научный. Это, однако, отнюдь не означает, что Есенин произвольно определяет
реальные связи между событиями, причины того или иного явления. Дело обстоит
как раз наоборот.
"В "Пугачеве" нет никакой общественно-экономической подоплеки, вызвавшей к жизни Пугачевщину", - писал в свое время критик А. Машкин.
Но разве не об общественно-политической подоплеке восстания идет речь,
скажем, в первых эпизодах?
"Стон придавленной черни", "всех связали, всех вневолили", "пашен
суровых житель не найдет, где прикрыть головы", - насилие чиновников, дворян
Екатерины, тюрьмы, ложь, нищета, голод...
Уйти некуда - так всюду... Как же добиться воли, как найти счастье?
Путь один:
Вытащить из сапогов ножи
И всадить их в барские лопатки.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Чтобы колья погромные правили
Над теми, кто грабил и мучил.
К такому решению и приходит Пугачев, чувствуя, что степь уже запалена,
что "уже слышится благовест бунтов, рев крестьян оглашает зенит".
Непосредственным поводом к мятежу послужил, о чем писал еще Пушкин, и
отказ казаков "удержать неожиданный побег" кочевников-калмыков, состоящих на
службе у Екатерины. Есенин не обошел и этого факта, посвятив ему весь второй
эпизод - "Бегство калмыков".
Пугачевский мятеж, по Есенину, имеет классовую природу. "Грозный крик", что "сильней громов", раскатился по степным российским просторам, был криком
