«…генерал Батюшкин (так у автора. — А. В.) и его комиссия приносят много вреда», — жаловался в записках Арон Симанович и писал далее о том, что Распутин «выступал вообще против комиссий, в бесполезной работе которых, по словам Распутина, только тратилось много времени, которое могло быть использовано более целесообразно».
«Той осенью общественно-политические круги столицы были в большом волнении. "Батюшинская комиссия" (Контрразведка Северо-Западного фронта и Комиссия по борьбе со спекуляцией) арестовала за спекуляцию банкира Рубинштейна, известного всем под именем Мити Р., а Департамент Полиции директор Климович арестовал Ф. Манасевича-Мануйлова. Это были два события, о которых говорил и спорил весь Петроград. Оба арестованных дружили с Распутиным. Рубинштейн давал деньги на благотворительные учреждения А. А. Вырубовой и говорил о том направо и налево. Задавал приемы, вел крупные дела.
Мануйлов состоял в распоряжении Штюрмера и исполнял обязанности начальника личной охраны Распутина. Прославился в деле Ржевского — Хвостова. Дела двух арестованных как-то странно сплелись в один клубок с именами Распутина и Вырубовой, что увеличивало сенсацию. Догадкам и предположениям не было конца», — вспоминал генерал Спиридович, сам к этим арестам не причастный и писавший по крайней мере об одном из них — аресте Манасевича-Мануйлова — как о провальном и имевшем для империи самые гибельные последствия.
Пишет, наконец, о Батюшине и его комиссии Александр Солженицын, оценивая деятельность русской контрразведки весьма сдержанно: «…саму комиссию Батюшина, столь важную, — не сумели составить достойно, добротно. О бестолковом ведении ею следствия по делу Рубинштейна пишет сенатор Завадский. Пишет в воспоминаниях и ставочный генерал Лукомский, что один из ведущих юристов комиссии полковник Резанов, несомненно знающий, оказался картежник и любитель ресторанной жизни с возлияниями; другой, Орлов, — оборотень, который после 1917 послужил и в петроградской ЧК, а затем — у белых, потом провокационно вел себя в эмиграции. Состояли там, очевидно, и другие подозрительные лица, кто-то не отказался и от взяток, вымогали выкупы у арестованных».
С Солженицыным не согласились Зданович с Ивановым: «А. И. Солженицын, признав комиссию Батюшина "важной", тем не менее огорчается, что "не сумели составить ее достойно, добротно", излагая при этом, к сожалению, часть измышлений, высыпавшихся как из рога изобилия на каждого из ее членов в те дни, когда комиссия была повержена: "картежник и любитель ресторанной жизни с возлияниями" Резанов, "другие подозрительные лица". Об Орлове им сказано как об "оборотне", но применительно не ко времени работы комиссии, а к последующим годам жизни и деятельности человека с исключительно сложной судьбой. Так можно утверждать, совсем не зная характера Батюшина, его безгранично ответственного подхода к любому делу, тем более к делу особой государственной важности. Мы знаем, каким щепетильным и бескомпромиссным был он в оценке людей, особенно тех, с кем нужно было разделить ответственное поручение. Конечно, не исключается, что в отдельных случаях при общем дефиците специалистов в спешке Батюшин мог опрометчиво воспользоваться каким-либо рекомендованным ему офицером с сомнительными в нравственном отношении качествами (прапорщик Логвинекий, например), но костяк комиссии был представлен не этими случайными людьми. Роковая ошибка руководителя комиссии, как мы узнаем, была в сотрудничестве с другими лицами».
Об этих лицах чуть позже, а пока что отметим, что самым громким в деятельности Батюшина действительно стал арест банкира Дмитрия Рубинштейна. Рубинштейн был арестован 10 июля 1916 года. «При обыске у него был найден дневник установленного за ним Департаментом полиции наблюдения. Он был в хороших отношениях с директором этого департамента Климовичем. Да вообще у него были хорошие знакомства в высших сферах. Накануне, например, обыска у него обедал министр внутренних дел Протопопов. Про Распутина, которому он доставал любимую мадеру, и говорить нечего», — писал в мемуарах Батюшин.
Главным обвинением в деле банкира была государственная измена. Рубинштейна ждала суровая кара, но в его судьбу вмешались два человека: Александра Федоровна и Григорий Ефимович. Впервые Рубинштейн был упомянут в письме Императрицы к Государю еще в сентябре 1915 года:
«Какой-то Рубинштейн дал уже 1000 руб. и согласен дать еще 500 000 руб. на изготовление аппарата, если он получит то же самое, что Манус. Как некрасивы эти просьбы в такое время, — благотворительность должна покупаться — как гадко!»
Аппараты — это новые аэропланы; получить то же самое, что и Манус, то есть государственный чин, — это стремление сочетать филантропию с коммерцией Государыня осуждала. Но ровно год спустя ее отношение и к зависимости денег от чинов, и к Рубинштейну начало меняться. Опять-таки под влиянием «нашего Друга», настроенного, судя по всему, более прагматично.
«Наш Друг сказал мне еще одну вещь, а именно: если будут предлагать большие суммы (с тем, чтобы получить награды), их нужно принимать, так как деньги очень нужны; поощряешь их делать добро, уступая их слабостям, и тысячи от этого выигрывают, — верно, но все-таки безнравственно. Но в военное время все по-иному».
«…это, вероятно, Гучков подстрекнул военные власти арестовать этого человека в надежде найти улики против нашего Друга. Конечно, за ним водятся грязные денежные дела, — но не за ним же одним», — писала Императрица мужу.
Известны также показания, которые дал Чрезвычайной следственной комиссии министр юстиции Н. А. Добровольский: «Когда я уже был министром юстиции, однажды мне докладывают, что пришел секретарь Распутина. Это меня очень удивило. Является этот самый Симанович с просьбой по делу Рубинштейна. Очень настойчиво говорит, что этим делом заинтересованы очень высокопоставленные лица. Что Рубинштейн обещал чуть ли не полмиллиона за свое освобождение. <…> Говорил он совершенно недопустимым тоном о том, что будто бы (это очень тяжело высказать), что будто бы этим делом интересуется императрица, хотя я должен прибавить, что дважды видел императрицу за свое министерство и она не говорила совершенно об этом ни одного слова <…> Он даже мне сказал такую фразу: "Вы рискуете тем, что императрица будет вами недовольна"».
«Сестра Воскобойникова от имени царицы и Вырубовой тоже просила меня освободить Рубинштейна. Я советовал им через Воскобойникова в это дело не вмешиваться, все же генералу Батюшину сказал, что: "это дело беспокоит дамскую половину дворца". Распутин хлопотал за Рубинштейна», — показывал на следствии министр внутренних дел Протопопов, а в другом месте прямо говорил, что «царица и Вырубова просили меня переговорить с Батюшиным об освобождении Д. Л. Рубинштейна».
