8 февраля, когда Милютин был в Юнкерском училище на Петербургской стороне, появился дежурный при военном министре фельдъегерь и доложил, что Александр Второй требует явиться на совещание в двенадцать часов, а шел уже первый час, Милютин явился, как был, в сюртуке. Когда Милютин вошел в кабинет императора, там уже были наследник Александр, Валуев, Дрентельн, Маков, граф Адлерберг.
– Господа! – сказал император. – В последние дни я много думал о взрыве, когда смертельной опасности подвергалась вся моя семья, принц Александр Гессенский, отец князя Болгарского. А совсем недавно, вы тоже это помните, в прошлом году убит князь Кропоткин, убит генерал Мезенцов, убит полицейский агент в Москве Рейнштейн, 13 марта некто Мирский покушался на жизнь генерала Дрентельна, 2 апреля некто сельский учитель Соловьев пять раз выстрелил в меня, я уж не буду напоминать, что состоялось покушение на царский поезд, когда второй поезд, следовавший за нами, был взорван, пострадали много людей, и только что – взрыв в Зимнем дворце. Сейчас никто не застрахован, что на него никто не нападет, что жизнь его вне опасности… Я глубоко тронут и сердечно благодарю за чувства преданности, выраженные вами. Сожалею только, что поводом к этому послужил столь грустный случай. Богу угодно было в пятый раз избавить меня от верной смерти, и сердце мое преисполнено благодарности за Его милости ко мне. Да поможет Он мне продолжать служить России и видеть ее счастливою и развивающейся мирно, как я желал бы того… Но нужно что-то делать… То, что вы делаете, явно недостаточно. Ну, Соловьев повешен, еврей Мирский осужден, но почему-то генерал Трепов отправил его на каторгу, остальные революционеры образовали новое общество под названием «Земля и воля» и отважно действуют. Я предлагаю создать Особое Совещание с чрезвычайными полномочиями…
Дмитрий Милютин, слушая императора, перебирал в памяти недавние события, которые резко осуждал: «Конечно, император прав, еженощные обыски и беспрестанные аресты не привели ни к какому положительному результату и только увеличивают общее недовольство и ропот. Никогда еще не было предоставлено столько безграничного произвола администрации и полиции. Но одними этими полицейскими мерами, террором и насилием едва ли можно прекратить революционную подпольную работу, принявшую уже такие значительные размеры. Трудно искоренить зло, когда ни в одном слое общества правительство не находит ни сочувствия к себе, ни искренней поддержки. Грустно видеть, какими мерами считается необходимым охранять особу государя, который ездит не иначе как окруженный конвоем. А шеф жандармов? А генерал-губернатор? Министр внутренних дел? Даже градоначальник? – все ездят по городу с казаками…»
– …Нужно ли оставить временного генерал-губернатора в Петербурге, который не справился со своими задачами, и не следует ли нам создать особую следственную комиссию, которая бы занималась выяснением причин недавнего злонамеренного взрыва? Прошу вас изложить свое мнение…
Как обычно, мнения разделились, Валуев с обычным пафосом защищал и генерал-губернаторство, градоначальника, предлагая меры, которые трудно было уловить; Адлерберг предложил, чтобы преступники не отмалчивались, вынуждать их к показаниям; наследник Александр настаивал именно на следственной комиссии, как десять лет тому назад комиссия под председательством графа Муравьева, добившаяся успеха; Милютин предложил повысить значение низших органов полиции, нужны способные и надежные агенты тайной и явной полиции.
Через несколько дней Александр Второй назначил Верховную распорядительную комиссию под председательством графа Михаила Тариеловича Лорис-Меликова (1825–1888). Предложение цесаревича Александра взяло верх над различными мнениями министров. Оно и понятно. «Московские ведомости» Каткова уже высказались по этому поводу – нужен диктатор с неограниченными полномочиями. Скорее всего, эта мысль возникла у Победоносцева, который часто посылал в эту газету свои передовые статьи. Аничковский дворец наследника-цесаревича чуть ли не по всем пунктам политики консультировался с Победоносцевым. Так и на этот раз. Вот и ключ загадки.
Утром, 10 февраля 1880 года, Милютин еще не закончил совещания с Гирсом и Сабуровым относительно союза Германии с Австрией, как явился Лорис-Меликов. Гире и Сабуров вскоре ушли, а Милютин и Лорис-Меликов долго беседовали о текущих событиях.
– Дмитрий Алексеевич! Вы не можете представить себе, как я был удивлен этим назначением, ведь председателю этой комиссии как бы подчиняются все власти, все министры. Не только я сам, но поражены этим решением и Валуев, и Маков, и Набоков, и Дрентельн… Только Валуев нашелся что сказать: «Хотя вчера я выражал свое мнение против меры, ныне решенной вашим величеством, но теперь, узнав, что выбор председателя выпадает на такое лицо, как граф Лорис-Меликов, я вполне сочувствую такому решению». Император тоже подтвердил, что председатель комиссии имеет широкие полномочия…
Лорис-Меликов продолжал излагать свою новую программу, а Милютин, глядя на этого умного и энергичного человека, думал: «Зачем он мне говорит о крутых, драконовских мерах, которые навязывают ему с разных сторон? Вряд ли он будет прибегать к таким мерам? Не знаю, чего он достигнет… От него много ждут… Боевой генерал на Кавказе, опытный политик, умный, гибкий…»
– …Мне кажется, что взрыв в Зимнем дворце – это только начало злодейских покушений. По разным признакам и сведениям, настоящее время революционерами избрано не случайно, много накопилось сложных и противоречивых проблем, которые надобно решать. Надобно ожидать неотлагательно новых покушений самого резкого характера. А как вам кажется, Дмитрий Алексеевич, справляется Третье отделение со своими функциями и его глава генерал Александр Романович Дрентельн?
– Он честный, добросовестный, мягкий, добрый человек, но он больше военный, а не жандарм.
– Я тоже так думаю.
Членами Верховной распорядительной комиссии император утвердил Победоносцева, князя Имеретинского, статс-секретаря Каханова, сенаторов Ковалевского, Шамшина и Маркова, генерал-майора Черевина, генерал-майора Батьянова и правителя канцелярии министра внутренних дел Перфильева, председателем комиссии Лорис-Меликова. 12 февраля последовал указ Сенату о правах и обязанностях Верховной комиссии, а 14 февраля в «Правительственном вестнике» Лорис-Меликов обратился к жителям столицы с обещанием «приложить все старание и умение к тому, чтобы, с одной стороны, не допускать ни малейшего послабления и не останавливаться ни пред какими строгими мерами для наказания преступных действий, позорящих наше общество, а с другой – успокоить и оградить законные интересы его здравомыслящей части…».
