Даже и на меньшем пространстве нужны тысячи животных для выполнения подобных работ и поразительно развито должно быть их уменье ориентироваться, если они, как это можно предполагать, с уверенностью находят дорогу в бесконечном лабиринте, созданном ими самими. В пору таяния снега эти тропки образуют маленькие, но повсюду встречающиеся сточные каналы для воды, в значительной степени способствующие осушению местности. Помимо того, земля в известных местах так густо покрыта экскрементами пеструшек, что это должно иметь существенное влияние на плодородие почвы.
В собственно полярных странах от комаров[134] не страдают, и мир насекомых всей полярной области вообще в высшей степени скуден, хотя и богаче, чем предполагали до сего времени. Наиболее распространены здесь паукообразные, акариды и подуриды, так что д-р Стуксберг во время Енисейской экспедиции в 1875 году мог собрать значительную коллекцию, которая и была обработана по возвращении на родину: подуриды – д-ром Т. Туллбергом в Упсале, паукообразные – д-ром Л. Кохом в Нюренберге. Эти крошечные животные встречаются в большом количестве среди сгнивших остатков растительности, под камнями и обломками дерева на берегу моря, на высохшей траве и т. д.
Из насекомых той же экспедицией были привезены с Новой Земли девять родов жесткокрылых (coleoptera), определенных проф. Ф. В. Мэклином в Гельсингфорсе,[135] несколько полужесткокрылых (hemiptera) и чешуйчатокрылых (lepidoptera), один вид прямокрылых (orthoptera), более значительное количество перепончатокрылых (hymenoptera) и двукрылых (diptera), привезенных из этого же путешествия, были исследованы лектором А. Е. Гольмгреном в Стокгольме. Д-р Стуксберг также собрал большое количество земляных червей, которые описал наш земляк д-р Г. Эйвен, переселившийся теперь в Калифорнию. Мне кажется в высшей степени примечательным, что эти животные формы встречаются в местности, где земля оттаивает всего на несколько сантиметров. Вообще существование насекомых в стране, подвергающейся зимним морозам ниже точки замерзания ртути, где животное не может прятаться от холода, заползая в никогда не замерзающий слой земли, свидетельствует, по-видимому, что как само насекомое, так и яйцо его, и личинка, и куколка могут замерзать, не теряя жизнеспособности. Но, вероятно, только немногие виды этих маленьких животных проявляют такую устойчивость против холода, и фауна беспозвоночных суши в полярных странах поэтому в высшей степени бедна по сравнению с более южными местностями.
Совершенно другую картину представляет море. Тут животная жизнь на самом Крайнем Севере, исследованном человеком, чрезвычайно богата. Почти при каждом лове драга приносила со дна множество ракообразных, моллюсков, морских звезд, морских ежей;[136] сама же поверхность моря кишит в солнечный день птераподами, бероидами, ракообразными и др. Этот богатейший по разнообразию животный мир будет со временем описан д-ром Стуксбергом. До опубликования его труда я могу только указать на множество монографий и исследований в этой области, помещенных в «Записках Шведской академии наук».
Даже высшие животные формы встречаются в полярных областях чаще на море, чем на суше. Большая часть птиц, упомянутых мною выше, принадлежит морю, а не суше, и то же надо сказать о животных, уже в течение трех или четырех столетий являющихся предметом промысла в Ледовитом океане. Охота эта, представлявшая в период расцвета китобойного промысла такие же выгоды, как в наше время нефтяная промышленность Америки, теперь уже ни в какой мере не имеет того значения. Гренландский кит (Balaena mysticetus L.), лов которого был наиболее выгоден, в настоящее время настолько истреблен в водах, о которых здесь речь, что китобои давно уже принуждены искать новых мест в других частях Ледовитого океана. Вот почему уже не кит, а другие животные привлекают зверобоев к берегам Шпицбергена и Новой Земли.
В течение последних пятидесяти лет зверобои занимались главным образом моржом, но и он вскоре будет истреблен. Морж теперь попадается летом у западного побережья Новой Земли к югу от Маточкина Шара только изредка. Во время посещений этого острова в 1875, 1876 и 1878 годах, мы, например, не видели там ни одного моржа. Но зато у Карских ворот, у восточного побережья Новой Земли и в некоторых местах Карского моря лов бывает обилен и в настоящее время. В более раннюю пору года моржи встречаются среди плавучих льдов у западного берега Новой Земли и южнее, у устья Печоры, хотя у Хабарова ненцы, по-видимому, бьют этих животных очень редко. Голландцы же во время первых путешествий в эти места, наоборот, видали значительное количество этих общительных животных. Но и в те времена моржи встречались реже, чем на Шпицбергене и у Медвежьего острова, где, очевидно, и было их главное местопребывание.
В 1606 году, во время четвертого путешествия Стефана Беннета на Медвежий остров, там было убито от 700 до 800 моржей в продолжение шести часов и в 1608 году – около 1000 моржей в течение семи часов. Оставшиеся на берегу моржовые туши привлекали медведей в таком количестве, что, например, в 1609 году около пятидесяти этих хищников было убито командой одного только судна. На одном месте видели одновременно 18 медведей.[137] Норвежский шкипер мог во время одной зимовки на Медвежьем острове в 1824/25 году убить 677 моржей. Но когда мне пришлось посетить этот остров, я не видел там ни одного. Прежде зверобои почти каждый год поздней осенью, после исчезновения плавучих льдов, заставали «моржа на суше», т. е. стада во много сотен, моржей, выползших на низкий песчаный берег и лежавших там неподвижно дни и целые недели. В эту пору отдохновения большая часть животных, по-видимому, погружена в глубокий сон, но спят не все; согласно единодушному уверению зверобоев, с которыми я говорил, некоторые из моржей остаются на страже, чтобы в случае опасности предупредить товарищей. Если принять необходимые меры предосторожности, т. е. если подходить к животным против ветра, дующего с суши, и убивать рогатиной сначала ближайших к воде моржей, то дальше можно без труда заколоть и остальных, которым тела убитых товарищей мешают пробраться к морю. В настоящее время такие залежки чрезвычайно редки, и есть моржовые мысы, на которых в былые времена каждый год встречали сотни животных, а теперь не увидишь ни одного.
В самом море есть места, излюбленные моржами и названные поэтому зверобоями «моржовыми отмелями». Такая мель находится близ острова Моффен, расположенного под 80° сев. шир. у северного берега Шпицбергена, и здесь моржей убивают тысячами. Другая подобная же мель находится под 72° 15’ сев. шир. у берегов Ямала. Моржи предпочитают эти места, вероятно, находя тут обильную пищу, состоящую не из водорослей, как утверждают многие, а из различных живущих на дне моря моллюсков, главным образом, Муа truncata и Saxicava rugosa. Морж так хорошо отделяет мясистую часть моллюска от раковины и так вычищает ее, что содержимое желудка его похоже на блюдо, старательно приготовленное из устриц. Отыскивая пищу, моржи пользуются своими длинными бивнями, чтобы раскапывать глубоко зарывшихся в глину моллюсков и червей.[138] Скоресби утверждает, что нашел в желудке моржа, кроме маленьких ракообразных, куски молодого тюленя.
Самые большие из виденных мною моржовых бивней были бивни самца, купленные летом 1879 года на острове Лаврентия в северной части Берингова моря. Длина одного была 830 и другого – 825 миллиметров, наибольшие окружности соответственно были 227 и 230 миллиметров, а общий вес составлял 6680 граммов. Случилось мне видеть и бивни самки, приблизительно такой же длины, но они отличались от бивней самца гораздо более изящной формой. Поверхность бивней всегда в трещинах, но под ней находится слой нетрескающейся гладкой кости, облегающей в свою очередь зернистое, местами почти прозрачное, как бы пропитанное маслом ядро.
Когда морж-самец достигает глубокой старости, он плавает один, как отшельник, но обычно животные одного возраста и пола держатся вместе большими стадами. Детеныш долго следует за маткой, и она его оберегает с видимой нежностью и горячо проявляющейся материнской любовью. Во время преследования первая ее забота – спасти детеныша, даже если это ей стоит собственной жизни. Если со зверобойной лодки заметят самку и детеныша, они обречены почти на верную гибель. Как бы усердно самка ни старалась увлечь за собой детеныша, всячески подталкивая его, или обмануть охотников, ныряя с детенышем, прикрытым передней лапой, ее обычно все же настигают и убивают. Подобная охота, конечно, жестока, но зверобой в своем ремесле не знает пощады.
Осенью, когда исчезает плавучий лед, моржи, в особенности старые самцы-одиночки, и спят, и бодрствуют в воде, с головой то над поверхностью, то под ней, а легкие его при этом так сильно раздуты, что туловище плавает и несколько выступает над водой. Такой способ отдохновения возможен только в том случае, если животное долго удерживает дыхание, что, по-видимому, здесь и происходит. Если зверобойная лодка встречает такого спящего моржа, его будят громким «torn upp»,[139] а потом уже бьют гарпуном «чтобы он в испуге и со сна не пробил бивнями дна в лодке». Если моржа убивают выстрелом в воде или на льдине и он в предсмертных судорогах еще может броситься со льдины в воду, он тонет и потерян для зверобоя. Моржа поэтому почти всегда убивают гарпуном или копьем.
