В японских традициях это стихотворение продолжают и продолжают переводить, перекладывать, пересказывать на понятный самим японцам язык. Одна из самых популярных версий такого «пересказа», выявления скрытого смысла, гласит: «В нашем мире слишком много людей, постоянно меняющих свое мнение. Поэтому стоит быть внимательным и не упускать из виду странного и ошибочного»[79]. Сугиура Дзюго подвел черту под событиями последних лет — старый маршал Ямагата утратил боевой дух. Он перестал быть достаточно внимательным, упустив из сферы своего влияния связи Тояма Мицуру и Дзюго-сэнсэя, нарушил конфуцианские заповеди верности сюзерену. Эта ошибка стоила ему карьеры и привела к скорой смерти.
Ирония судьбы состоит в том, что и сам великий Сугиура был настолько невнимателен, что не заметил странностей в собственном доме. В том же 1922 году, 27 ноября, вышла замуж детская любовь Ромы Кима — Умэко. В эти же самые дни окончательно перестал существовать ее бывший воздыхатель — Кин Кирю и появился секретный агент Приморского подразделения Госполитохраны ДВР (ГПО) по кличке Мартэн. Круг замкнулся. Начался второй этап игр патриотов.
Сугиура Дзюго был избран преподавателем этики принца Хирохито или, как его часто называли, принца Тогу вовсе не за свою мягкость. Но и в школе Ётися воспитание напоминало обучение в военизированной школе, вроде наших кадетских корпусов, куда принимают маленьких детей. Своя форма, общежитие, построения на занятия, военизированные игры — всё это только по команде и под присмотром воспитателей. В этом не было ничего удивительного или экстраординарного для Японии начала XX века. Страна много воевала и даже в мирное время готовилась к войне. Каждый молодой человек обязательно должен был с наступлением определенного срока принести пользу своей стране, если не с винтовкой Арисака в руках, то пусть даже и с пером и бумагой — но в любом случае в обстановке, напоминающей военную. Железная дисциплина, преданность трону, искренняя любовь к своей стране, готовность ради этого переносить любые тяготы и лишения, а при необходимости и отдать свою жизнь за императора — вот в какой обстановке ковался характер маленького корейца, родственника убитой подданными этого самого императора королевы Мин. Это была чудовищная нагрузка на психику. Годами воспитываясь в атмосфере «банзай-патриотизма», Рома Ким возвращался во Владивосток на летние двухмесячные каникулы и должен был вспоминать, что на самом деле он не наследник самурайского клана и не жених дочери одного из серых кардиналов Японии, а то ли русский, то ли корейский патриот. По сути, каждый год он перевоспитывался своим отцом, чтобы вернуться в Токио, помня о главном — учиться ради победы над Японией, где снова подвергался перевоспитанию с прямо противоположными целями. Даже психолог затруднится объяснить, как это выдержала психика ребенка. Ясно одно: в душе у Романа Кима должна была жить либо совершенно ясная картина своего будущего и понимание того, кто он на самом деле и почему он здесь, либо — многолетнее смятение, затрудненная национальная самоидентификация и потерянность в определении своего настоящего и будущего. Его мозг и душа расстроились, сделав его патриотом сразу трех воюющих держав. Изменить положение теперь мог только он сам, приняв решение перестать быть игрушкой в руках судьбы и сделав главный выбор в своей жизни: с кем и против кого он вступит в войну. Ждать ее оставалось недолго.
Глава 6
ИЗ ЯПОНЦЕВ В ЯПОНОВЕДЫ?
Я в объятиях милой
О славе отчизны забыл —
Все померкло, поблекло.
Лишь звезда в небесах багровеет
Да белеют венчики лилий.
Ёсано Тэккан[80]
Доподлинно неизвестно, что это были за «семейные обстоятельства», из-за которых Кин Кирю был отчислен из колледжа Фуцубу университета Кэйо. Но по версии Сига, Роман влюбился в дочь своего наставника — Умэко и согласился стать сыном одного из родственников семьи Сугиура. По всей вероятности, речь шла об усыновлении мальчика Сугиура Рюкити. Отец Романа Николай Ким решительно воспротивился идее усыновления и помолвки, после чего… Кин Кирю пропал.
Первым на это странное исчезновение героя из его же собственной истории обратил внимание в своей статье Кимура Хироси. Однако он не смог найти объяснения «пропаже». В биографии самого Кима тоже есть временная лакуна — 1913–1917 годы. В его «анкете работника НКВД» Ким «до 1917 г. учился в Токио»[81], и эта запись кочует из документа в документ. В автобиографии — примерно то же самое: «По окончании шестилетнего курса поступил в колледж университета Кэйо. Когда я кончил колледж, отец решил дать мне наряду с японским (классическим) и русское образование. Вернувшись во Владивосток, держал экзамены экстерном»[82]. Звучит вполне убедительно. То, что, будучи агентом НКВД, он не стал писать об усыновлении агентом японского тайного общества, вполне естественно. Ким вообще сообщил на допросе, что «удостоверился» в разведывательной работе Ватанабэ, только став чекистом[83]. «Удостоверился» — важное слово. Значит, подозревал и раньше, но не имел фактов. Впрочем, сейчас это не так важно. Главное — Ким вернулся, решил получить русское образование.
На допросах в конце 1930-х Роман Николаевич дал развернутое пояснение тем событиям: летом 1916 года, опять же — завершив обучение в колледже, он собирался поступать на историко-филологический факультет Токийского императорского университета. «Летом 1916 г. в Токио приехали из Владивостока для прохождения практики студенты Восточного института Тим М. С., Лефановский Георгий, Астафуров Михаил. За время пребывания их в Токио я жил с ними в гостинице “Хонго-кан” и в беседе со мной они советовали ехать во Владивосток и поступать в Восточный институт. В конце 1911 г. я из Токио выехал в г. Владивосток к своим родителям»[84].
Не говоря уж о том, что Н. Т. Мин — мать Романа умерла в 1907 или 1908 году, весь рассказ выглядит немного странно. Если Ким действительно в это время учился в Фуцубу, то каждое лето он должен был проводить на каникулах дома — во Владивостоке. Что ему было делать в Токио, особенно если отец платил только за месяцы учебы, а не за отдых в Японии? Но если он жил в Токио, то уж точно не в гостинице — это дорого. Тем не менее он пишет, что остановился с практикантами из России в «Хонго-кан» — судя по названию, в гостинице неподалеку от Токийского университета, расположенного в районе Хонго. Приехал с ними? Но тогда этот рассказ вообще теряет всякую логику. Приехав из Владивостока, он должен был знать о многом, что происходит на его родине, и практиканты из Восточного института никак не могли ему открыть глаза на светлое будущее российского профессора японоведения. Может быть, он не находился в Японии постоянно, но не планировал окончательно порвать с этой страной, приезжая туда время от времени, и однажды действительно случайно оказался в одной гостинице с этими студентами, предложившими ему резко изменить судьбу?
