— Я стараюсь быть осторожным, — быстро ответил Рихард, — но вы, мои помощники, ведете себя легкомысленно.
Подойдя к окну, Рихард снова посмотрел, что делается в саду. Затем повернулся и подошел к Клаузену.
— Когда наконец ты поймешь, — молвил он проникновенно, — что здесь происходит. Сейчас на карту поставлено все! До сих пор были игрушки, теперь же речь идет о жизни и смерти, о том, сможем ли мы заткнуть этих япошек за пояс или нет. А чем занимаетесь вы? Один вспомнил о бывшей любовнице, которую представил мне как свою тетку. Другой тащит посторонних баб в свою квартиру и укладывает их на постель, под которой лежит передатчик. Ты же упиваешься тем, что обвел вокруг пальца полицая.
— А ты?
— У меня на шее немецкий полицейский атташе.
— Хорошенькие перспективы, — буркнул Клаузен и сплюнул на пол. Его обычно темно-коричневое лицо приняло желтоватый оттенок.
— Достаточно одной небольшой ошибки со стороны кого-нибудь из нас, и всем нам болтаться на виселице.
— Послушай-ка, ты здорово преувеличиваешь! — воскликнул Клаузен. Он встал, подошел к шкафу, вынул оттуда бутылку и налил две стопки.
— Мне не надо, — отказался Зорге. Его манил запах спиртного, но он, собрав волю, сдержал себя.
Клаузен забыл от удивления выпить. «Если доктор отказался от водки, — подумал он, — значит, дела действительно плохи. А может, все же нет? Конечно же нет. Когда Зорге чувствует непосредственную опасность, то начинает пить, и изрядно, вливая в себя алкоголь литрами».
Клаузен потянулся за стопкой. «Может, теперь все иначе? — прикидывал он. — Ведь прежний Зорге, ни о чем никогда не задумывавшийся сорвиголова, сильно изменился. Понимал ли он ныне шутки? Или ему было уже не до них?» Макс поставил стопку обратно на стол, так и не выпив.
— Послезавтра, — прервал паузу Зорге, — пойдешь с женой в театр «Кабуки».
— Это меня очень радует, — насмешливо откликнулся Клаузен. — Правда, я никогда не питал слабость к театру.
Зорге, не обращая внимания на неудавшуюся попытку Макса сострить, вынул бумажник и протянул ему два билета.
— Кресло под четным номером для жены. Рядом с ней сядет связник. Ему твоя благоверная должна передать все фотопленки, которые у нас готовы.
— Их, кажется, тридцать шесть.
— Тридцать восемь, — уточнил Рихард. — Кроме того, к ним добавятся копии документов, которые завтра Мияги принесет Вукеличу.
Клаузен неохотно взял билеты и кивнул.
— И еще очень важный момент, — продолжил Зорге. — Речь идет о нашем первом личном контакте в Японии со связником из Центра. Мне очень хотелось бы знать, что это за человек. Присмотрись к нему, Макс, но незаметно. Может быть, ты его знаешь.
— Ты чего-нибудь опасаешься, доктор?
— Ничего определенного. Но вдруг Москва подходит к делу несколько упрощенно? А это небезопасно.
— Тебе видятся привидения, доктор!
— Если бы так! Понимаешь, они могут прислать кого-нибудь из членов партии или сотрудников советского посольства. Тогда я передам в Москву нечто такое, что доставит им неприятность.
— За это надо выпить, — оживившись, предложил Клаузен. Он вновь увидел прежнего Зорге, решительного, энергичного, идущего напролом.
На этот раз Рихард не отказался. Выпив, он спросил:
— Стало быть, все ясно?
Взяв из газеты, торчавшей в кармане пиджака, листок бумаги, передал его Клаузену:
— Радиограмму отправь сегодня. Завтра к трем часам после обеда Вукелич должен подготовить пленки. И держи ухо востро, когда пойдешь послезавтра в театр. Я хочу знать, не держат ли нас в Москве за идиотов?
МЕСТЬ ПОЛИЦЕЙСКОГО АТТАШЕ
В это раннее утро «Империал» выглядел импозантнее обычного. Почти повсюду в этом храме полубогов и полулюдей виднелись маски храмовых танцовщиц, будд и других божеств.
Токийский «Империал» считался самым необычным отелем мира. Некий умный американский архитектор разработал проект в духе древних ацтековских храмов, максимально приблизив его к вкусам денежных мешков и деловых людей, приезжавших сейчас в Японию со всего мира. В проспекте было записано: «Империал» не боится никаких землетрясений, так как установлен на колоссальной бетонной подушке, плавающей на болотистой почве».
Зорге договорился встретиться здесь с писателем Зибертом. Резидент охотно беседовал с земляком, недавно прибывшим из Германии. Он находил у Зиберта понимание. Писатель не был коммунистом, но и не разделял нацистские идеи: ему претил национал-социалистский бред. Он был просто свободомыслящим человеком. В Токио все выполняло определенную функцию и зависело одно от другого: деловые люди — от комиссионных, дипломаты — от карьеры, журналисты — от расположения редакторов. Зиберт же поступал по собственному усмотрению, будучи сам себе хозяином и человеком, влиявшим на общественное мнение. Зорге чувствовал себя сродни ему.
Войдя в почти пустой холл, Зорге осмотрелся. Зиберта он заметил не сразу, зато увидел Бранца, оберполицейского шпика немецкого посольства, как он его называл, сидящего за плотным завтраком. Тот махнул ему рукой.
Хорошее настроение у Зорге тут же улетучилось, и он медленно подошел к Бранцу.
— Вы, видимо, ошиблись адресом? — спросил он хрипло.
— Да нет же, — подчеркнуто дружелюбно ответил Бранц. — Мы ведь договорились о встрече.
— Это для меня что-то новое, — произнес Зорге.
— Мы вместе поедем по стране, — сказал Бранц и отпил глоток горячего черного кофе. Он вел себя так, будто бы между ними никогда не было стычки.
Зорге резко повернулся и пошел к выходу, где встретил Зиберта. Писатель, на лице которого сияла доброта, тепло приветствовал Рихарда. На душе у того потеплело.
— Прежде чем мы сядем, я должен вас кое о чем предупредить, — сказал Зиберт.
— Наверное, о Бранце?
— Так вы его уже видели? Тем лучше! Разрешите объяснить, как это произошло.
— Мне не нужны никакие объяснения, — ответил Зорге с обидой в голосе. — Тем более от вас. Вы хотите
