– Ну, кто первый?
И, остановив взгляд на мне, сказал, что я самый легкий, мне и начинать.
Мы уложили рюкзак на связанные лыжи, и это подобие нарт поставили на козырек. На случай, если козырек не выдержит и обломится и я окажусь в воде, то обратно мне уже не попасть, против течения не проплыть, поэтому предусмотрели, кажется, все. Карабин, топор – все было со мной, а спички положил в шапку. Козырек как с нашей, так и с противоположной стороны выходил на небольшое расстояние над сушей, но над водой надо было проползти около 8–9 метров.
Я пополз по козырьку, прижимаясь к скале, толкая впереди себя лыжи с рюкзаком. Честно говоря, я немного трусил, и страх почемуто все больше овладевал мною по мере удаления от ребят. Двигался я на четвереньках. По сторонам почти не смотрел, старался четко контролировать свои действия и как можно быстрее двигаться. Несколько раз посмотрел на воду под собой. Вода была черная – дна не видно. Жутковато. Преодолев половину пути, я успокоился, появилась уверенность, и от чувства страха не осталось и следа. Таким же путем проползали все, и каждого, кто преодолевал это жутковатое препятствие, мы встречали громкими криками радости. Самый тяжелый Молоков, его вес был за сто килограммов, шел последним. Его рюкзак и лыжи мы перетащили сами, чтобы уменьшить нагрузку на лед. Все мы сгрудились у самой воды и, затаив дыхание, молча наблюдали за каждым движением Данила Макаровича, готовые в любое мгновение придти ему на помощь. Козырек выдержал, и как только Молоков оказался над сухим берегом, вне опасности, мы его подхватили и буквально поставили на ноги под шумные возгласы всей команды. И вот мы снова все вместе.
Дело шло к вечеру. Под нависшей скалой мы нашли сухую площадку, много бурелома и огромное количество сухой травы, заготовленной пищухами-сеноставками.
К вечеру сильно потеплело. Ночью дважды слышали грохот снежных лавин где-то ниже по течению Ерината, что вызывало тревогу. А перед утром услышали звук чего-то лопнувшего и сильный всплеск воды. И только утром мы убедились, что наши предположения подтвердились. Козырек в двух местах отломился от скалы и упал в воду. Это был результат потепления. Кроме того, кто-то сказал, что лед под ним похрустывал, когда он полз, и Молоков подтвердил, что дважды под ним лед трещал, он даже думал, что лед не выдержит.
Приди мы сюда на пару дней позднее, пройти бы мы, конечно, не смогли. Теперь оставалось идти только вперед. Назад при всем желании уже не попасть. Мы оказались в тисках неведомого никому ущелья. И если впереди окажется подобное место, то мы можем оказаться в капкане, из которого выбраться будет сложно.
Раздумывать и рассуждать теперь не было смысла, и после завтрака, оговорив некоторые детали движения, двинулись вниз, внимательно просматривая местность, от чего зависели не только скорость нашего движения, но и наша жизнь. В любой момент мы могли быть погребены под снежной лавиной, если допустим какой-либо просчет, поэтому часто останавливались, определяя, где удобней пройти. Узкая долина круто уходила вниз, и нам местами приходилось снимать лыжи и по крутым скальным уступам сползать вместе со снегом. Снежные лавины, срывавшиеся с крутых склонов в самое русло реки, образовывали своего рода плотины, но вода довольно легко пробивала снег, создавая в некоторых местах кратковременные, но мощные мосты. Грохот лавин слышали несколько раз, но в стороне от нас. И только в одном месте, услышав шум сорвавшегося снега где-то над нами, мы сумели в считанные секунды укрыться под нависшей скалой. Небольшая лавина сошла буквально в нескольких метрах, обдав нас плотной снежной пылью. Говоря по существу, мы были все время в каком-то напряжении. Молоков запретил громко кричать, стрелять, чтобы строго соблюдать тишину. Мы знали, что, например, звук выстрела в таком месте почти неминуемо вызовет снежный обвал.
Еще одну ночь провели мы в каменных тисках этого ущелья, но сравнительно теплая погода, хорошая ниша под скалой и обилие бурелома позволили нормально отдохнуть. Да и вдали уже хорошо просматривалось, что долина становится шире. Указывая на дальний склон, как бы перегораживающий нашу долину, Молоков сказал, что это уже правый склон долины реки Абакан. Это успокаивало и вселяло уверенность, что теперь уже выйдем. Долина Ерината заканчивалась скальным гребнем, в котором река в крепкой породе пробила узкую щель шириной примерно метров пятнадцать, образовав как бы ворота, с отвесными стенками высотой несколько десятков метров. Подобные места у нас на Алтае называют «щеки». На этом и заканчивалась долина Ерината, и дальше начиналась, хотя и неширокая, но с ровным дном долина реки Абакан.
Рассматривая это сложное место, мы убедились, что преодолеть гребень негде, кроме как этой щелью. Другого пути нет. Но для этого надо было спуститься в самое русло Ерината. Мы с трудом, сползая местами вместе со снегом, спустились и оказались на самом дне этого дикого ущелья. Здесь, перед входом в щель, мы остановились передохнуть и теперь уже окончательно убедились, что все трудности и опасности остались позади.
Оглядываясь назад, рассматривая ущелье, круто уходящее вверх, мы не скрывали своего удивления – как сумели пройти, как это нам удалось? Ущелье представляет собой узкую глубокую долину с крутыми скальными склонами. Особенно правый. На протяжении всей долины – это сплошные скальные стенки, зачастую стоящие почти вертикально. Левый склон также скальный, но узкая полоса склона с крутизной примерно 45 позволяла нам, соблюдая аккуратность, двигаться вперед, рискуя сорваться и со снегом уйти вниз в зловещую щель, до которой от нас было около 150–200 метров. Выше этой части склона также громоздились скалы. Примерно треть пути, начиная от верховий, мы шли руслом реки, а две трети левым склоном, почти на всем протяжении лавиноопасным.
Это было первое и единственное прохождение по долине Ерината. Молоков говорил, что он никогда не слышал ни от кого, чтобы кто-то когда-то проходил этим путем. А он верховья Большого и Малого Абакана знал с середины двадцатых годов. Я также могу с уверенностью говорить, что, начиная с сороковых годов и по сегодняшний день, там никто не был. Разговаривая с местными охотниками на горячем ключе, я спрашивал о Еринате, и всегда все говорили, что там хода нет. И когда я однажды сказал, что мы прошли зимой по Еринату, один охотник ответил:
– Не бреши, какая нелегкая вас туда понесла, жить надоело! Избу Лыковых увидели почти сразу, как только прошли этой щелью. Она была примерно в шестистах метрах от нас. Внимательно осмотрев в бинокль окружающую нас местность, мы не увидели на снегу никаких следов, подтверждающих присутствие человека. Изба находилась на невысоком прилавке у реки, с трех сторон окруженная молодой березовой рощей.
