На совещании представитель НКВД сказал, что пойдут одни наблюдатели, так как Лыков не представляет никакой социальной опасности и их присутствие необязательно. Отряд был сформирован из шести человек во главе с начальником охраны заповедника Иваном Бушуевым. В состав отряда вошел родственник Лыковых Роман Казанин и уже известный нам Д. Молоков. Трое молодых наблюдателей Унучаков Павел, Леонтий Засорин и автор этих строк завершали состав отряда. И хотя официально начальником похода был назначен, естественно, И. Бушуев, фактически руководил всеми действиями и принимал окончательные решения Молоков. Его беспрекословно слушались все. Авторитет его был непререкаемым.
Несколько отступая, необходимо сказать, что вскоре после возвращения из похода к Лыкову осенью 1941 года, о котором я уже писал, Д. Молоков ушел на фронт и завершил войну в Берлине в 1945 году живым и здоровым, если не считать, что во время вражеского артобстрела ему осколком напрочь оторвало средний палец правой руки у самого основания. Оба его сына, Перфилий и Михаил, погибли на фронте. Сразу после гибели обоих сыновей пришла похоронная и на самого Данила Макаровича, а через несколько дней после этого медведь напал на домашний скот, и обе их коровы, спасаясь бегством, сорвались с крутого склона горы и разбились. На следующий день после гибели коров по непонятной причине сдохла единственная свинья. Все это враз обрушилось на одинокую женщину, живущую в то время на кордоне заповедника Кара-Таш. Жена Молокова Домна Васильевна нашла в себе силы и мужественно перенесла такое страшное совпадение трагических событий, хотя, как потом говорила, молила Бога взять и ее. Но спустя месяц пришло, к великой радости, письмо от самого Молокова из полевого госпиталя, где он залечивал ранение.
Вернувшись с фронта, Данила Макарович сразу явился в управление заповедником, и его восстановили в должности старшего наблюдателя. Под его контроль была отдана огромная территория заповедника. Замечательный человек Иличевский Вячеслав Андреевич, проработавший несколько лет начальником охраны в довоенные годы, погиб на войне.
Из четырех научных сотрудников заповедника, ушедших на фронт, вернулся только один Федор Дмитриевич Шапошников. Его родной брат Евгений Дмитриевич, Аркадий Владимирович Маньковский и Михаил Александрович Мартыненко погибли на войне. Все они оставили хорошие воспоминания о себе. Это были прекрасно образованные, высококультурные и общительные люди. Они много делали для культурной жизни нашего таежного поселка. Научные сотрудники приветствовали принятие на работу Лыкова наблюдателем на Абаканский кордон, считая его большим знатоком самого отдаленного и мало исследованного участка – верховий реки Бол. Абакан. Они говорили, что Лыков – это кладезь знаний природы Западных Саян.
В первые послевоенные годы очень плохо обстояло дело с хорошим снаряжением, поэтому экипировка всех оставляла желать лучшего. Все на себе. Ватные брюки, ватные телогрейки, поверх которых брезентовые куртки, на ногах ичиги – и все, никаких палаток, спальных мешков, хотя предстояло провести в зимней тайге около 15–17 дней, ночуя у костра.
Вышли в поход с кордона Чири, что в Кыгинском заливе. Первый день похода шли по дну долины реки Кыга и на ночлег остановились у подножия горы Кербе, откуда начинался крутой подъем практически на Абаканский хребет. К верхней границе леса на Абаканском хребте подошли на третий день примерно к обеду и остановились на ночлег. Погода заметно стала портиться, а для преодоления гольцовой части перевала нужно было потратить почти полный день. В редколесье удалось подобрать мало-мальски подходящее место под защитой выходов скал и низкорослых, кряжистых кедров с измученной частыми ветрами и лютыми морозами кроной. Мы прекрасно понимали, что ночь предстоит, мягко говоря, неспокойная. С места нашего бивуака, примерно в полутора километрах, хорошо была видна седловина, куда, как указал Молоков, мы должны были идти. Но верхнюю точку перевала, на высоте около 2000 м над уровнем моря, не было видно.
Мы очистили от глубокого снега небольшую площадку, заготовили дрова и стали с помощью молодых деревцев, веток сооружать ограждение и навес на случай непогоды. Вскоре пошел снег, усилился ветер и, постепенно набирая силу, начался буран. Нам удалось закончить «строительство» и успеть приготовить ужин, но отдохнуть по-настоящему не пришлось. Мы находились почти на самой высокой точке хребта, разделяющего огромное пространство бассейнов двух великих рек мира, по которому северные ветры беспрепятственно мчатся к югу и, встретив на пути горные хребты, с диким воем разбиваются, образуя сумасшедшие завихрения. А что такое буран на вершинах хребтов, мы почувствовали, когда это буйство природы обрушилось на наше примитивное сооружение. Порывы ветра забрасывали снег во все уголки нашего приюта, и спастись от него было невозможно.
Так прошла ночь. С наступлением рассвета ничего не изменилось, и было принято решение остаться на дневку в надежде, что буран стихнет. А двигаться вслепую – значит, подвергать себя определенному риску, но и сидеть без движения вперед также было не совсем желательно. Но решение было принято, и мы остались. Весь день, как и прошедшую ночь, мы бились за сохранение тепла, благо пищи для костра было сколько угодно, но добыть дрова было довольно сложно. У костра располагались по три человека с одной стороны. Длину костра держали около двух-трех метров. Вторая ночь также не принесла изменений, и рассвет мы встретили в бушующем море снега. Посовещавшись, приняли решение идти, так как сидеть и уменьшать запас продуктов без движения вперед было слишком расточительно.
Данила Макарович подробно проконсультировал нас, обратив внимание на то, что двигаться нужно будет как можно плотней, никакого разрыва между идущими, иначе растеряемся и погибнем. Кто-то спросил Молокова, не заблудимся ли мы, не провалимся ли куда-нибудь в пропасть. Данила Макарович сказал, что все будет зависеть от нас самих, что если будем соблюдать то, что нужно в таких условиях, то пройдем, а ветер поможет, и за перевалом будет спокойней.
И вот мы в пути. Молоков впереди, а замыкал колонну Иван Бушуев. Наш самый лучший ходок на лыжах Павел Унучаков все время шел за Молоковым. И хотя на всем пути перевала снег был очень плотный, что позволяло идти, не затрачивая особых усилий на прокладку лыжни, Павел временами выходил вперед и подменял Молокова под его строгим контролем. Данила Макарович внимательно следил за направлением движения.
Вспоминая сейчас этот тяжелейший день перехода, диву даешься, как мог Молоков, каким чутьем вести наш отряд в нужном направлении с ювелирной точностью. Ни компаса, никаких видимых предметов – кругом сплошная пелена из бушующего снега. Шли лыжи в лыжи. Пелена была настолько плотной, что третьего от себя человека было уже не видно. Особенно сильный буран был на вершине перевала. Страшной силы ветер чередовался с бешеными порывами, в буквальном смысле толкал нас вперед и чувствительно помогал идти. И здесь мы, в частности я, поняли, почему Молоков говорил, что ветер поможет. Если говорить откровенно, то было немного жутковато. И если где-то существовал кошмар, так это именно здесь.
