Чтобы я лучше поняла, что значит для Ратко Младича Калиновик, почти все начинали с того, что в Калиновике перед войной процент людей с высшим образованием от числа жителей был одним из самых высоких в Европе! Примерно так же дело обстояло и в ближайших герцеговинских муниципалитетах: Гацко, Невесине, Требине. Калиновичская гимназия была образцом выдающегося качества образования. Калиновик издавна был военным укреплением. Даже Гитлер, служивший в армии в Билече, приезжал в калиновичскую крепость на учения в качестве капрала.
В начале XX в. армия откупила большую часть территории Калиновика, и его жители в большинстве своём переселились в Сараево и далее. Три огромные военные крепости построены здесь в период австро-венгерской власти. А поскольку здесь была такая мощная военная база, то в Калиновик переселялись из Герцеговины и Черногории торговцы, ломовые извозчики и все, кто нужен в каждом офицерском городе. В период Королевства Югославии город был весь в цветах. В центре располагался большой красивый парк с фонтаном. А в воскресные и праздничные дни на променад выходили дамы в длинных красивых платьях, в перчатках, в разноцветных изящных шляпках.
В течение всей Второй мировой войны Калиновик находился под оккупацией итальянцев. Они, судя по всему, были «хорошими оккупантами», не были так жестоки, как усташи, например. И даже были добры к народу. Между тем партизанский командир Хамович сжёг Калиновик как опорный пункт четников. Может быть, и из-за этого Тито так никогда и не побывал в Калиновике. Так же как и Радован Караджич. Вот Воислав Шешель — бывал.
Тяжела была послевоенная жизнь в этих краях.
— У нас не было и куска хлеба из муки, только из смеси ржи и желудей, вернее, серёжек от желудей. Больше всего употребляли в пищу щавель. До 1950-х годов мы вообще не видели белого хлеба! Тогда и фруктов нельзя было купить, во-первых, никто не продавал, во-вторых, у нас и денег на это не было. Зато мы не оставляли ни одной зрелой груши или сливы на ветке! Только в 1950-х гг. сюда начали доходить южные фрукты. Большой радостью для нас стали помидоры. Купим по две штуки, немного посолим и с хлебом едим всласть! Другим деликатесом того времени был хлеб, намазанный смальцем, его посолишь или посыплешь сахаром, немного подогреешь! — рассказывал нам Милан Вишневац до поздней ночи. — Но все-таки, возможно, самым тяжёлым было отсутствие одежды. Хуже всего были суконные штаны, особенно заплатки на них. Не дай Бог, если не удержишься на ограде и упадешь в ручей! Тогда это сукно так намокнет, что едва выберешься, потому что оно набухнет, отяжелеет, прилипнет к телу! Носили мы холщовые рубашки без пуговиц. До 1950-х годов мы пасли скот вместе с девочками, в длинных рубашках, и ни у кого из нас не было штанов!
Конечно, хотя родители и держали нас в строгости, было и озорство. Но Ратко был крестьянским ребёнком. Каждый день ему приходилось идти от дома до школы и обратно, а потом помогать матери по хозяйству. Пригнать овец, принести воды с источника, ну и всё, что требовалось. Бедность была тяжкая-претяжкая. А «летичи» были совсем нищетой! Ратко был бойким мальчиком, но домашние обязанности, которые требовали его присутствия дома, выполнял. Не знаю, почему у Ратко была четвёрка по поведению. На него это совершенно не похоже! Наверное, я просто чего-то не помню.
Когда мы встретились с Ратко во время войны, стали вспоминать, как я его побеждал в борьбе. А он смеётся и говорит: «Ну, ты побеждал силой, а я умом!» Не мог даже через столько лет забыть, что в чём-то проигрывал! Любил быть победителем!
А после школы мы играли в чехарду или в мяч. Тогда не было ни резиновых, ни каких-то других мячей, и мы их делали из тряпья. Это были «шитки», а если у кого была овечья кожа, делали «выпаски».
С ними было нелегко играть. Как ударишь по мячу, отобьёшь ногти на пальцах. Потому что мы, разумеется, играли босиком! Эх, только позже появились на наших полянах мячи-«плетёнки», из резины или воловьей кожи, с намотанными полосками, закреплёнными заклепками.
Такое вот было детство.
Во время войны Ратко вернулся к нам уже генералом, обременённым множеством забот. Мы гордились им, тем, как он держался, как к себе и другим был строг и справедлив, как руководил армией, как заботился о народе и как поступал с врагами.
Случилось так, что примерно в 1993 г. Ратко сообщил, что приедет в Калиновик, в муниципалитет. Руководители обрадовались, приготовили торжественный обед, накрыли столы, застелили их белыми скатертями, по тарелкам разложили жареную баранину… Когда он вошёл в помещение и всё это увидел, не могу забыть, как он загремел: «Что это? Что вы тут устроили? Какой обед, что за ерунда? Сейчас же всё соберите и отнесите бойцам на позиции!»
Руководители муниципалитета удивились, растерялись. Впервые им гость такое говорит, причём столь долгожданный и любимый! Нехотя, смущенные, они собрали угощение вместе с белыми скатертями и действительно отнесли все это в казармы и раздали бойцам.
А как-то он приехал в Божановичи, все сразу собрались вокруг него перед его старым домом, и тут появился вертолет, всё ниже и ниже… и сел прямо перед домом. Выходит гвардеец, чуть не плачет: телеграфист ранен, а без него нет связи… Ратко нахмурился и спрашивает: «Кто ранен? Куда ранен? В ногу? Сам себя ранил, — заключил, и строго — строже быть не может! — говорит: — Он дезертир! Сам себя ранил! Отправить его на позиции!»
При любой возможности он приезжал в Божановичи. Там был источник его жизненной силы! Когда бы ни приехал, обходил всё село, обо всех расспрашивал. Советовал, бранил, радовался…
Не позволял себя обманывать ложными сообщениями или досужими разговорами. Однажды нагрянули к дяде Ратко со своими генералами: Грубачем, Гверо, Бундало… Я там оказался, он и меня взял: «Давай со мной!»
Повёл меня в гостиницу. Там всё разрушено, везде мусор, запущено. Приказал двоим спутникам всё вычистить, а мы вернулись домой.
Ратко расспрашивал о ситуации в городе, а Алекса, которого он особенно уважал и любил, говорит, что он доволен, что всё в порядке. Как он опять загремит: «Как в порядке? Видел я гостиницу!»
Я ему говорю: «Это мы виноваты, не мусульмане».
Бундало, комендант этого пункта, только краснеет. Дядя Алекса пытается его защитить, а Ратко не даёт.
Когда Вишневац назвал Младича «летичем» — летуном, то рассказал мне, как предки Младича получили это прозвище.
Возле Калиновика до сих пор сохранились остатки крепости Филипповичей-бегов, которые были очень образованными людьми. Накануне Второй мировой войны тогдашний бег был главой усташей в НГХ[26] и уберёг свой край от всяких головорезов. Жили они в башне Лютицы Богдана. В их доме на одной стене всегда висели гусли, а на другой — иконы, чтобы члены семьи помнили свое происхождение. Один из Филипповичей в войне 1990-х гг. был врачом, работал в поликлинике и вступил в Армию PC. К сожалению, во время войны он неизвестно кем был вывезен в Фочу и там убит.
