Виктор Островский - Обратная сторона обмана (Тайные операции Моссад)

– Ты можешь быть спокоен, если ты беспокоишься, что предстанешь перед судом. Этого они себе не смогут позволить. Они урегулируют проблему за закрытыми дверями. Возможно, несчастный случай, или они на неопределенное время засунут нас в «психушку». Почти все возможно, но только не открытый судебный процесс.

– Не очень многообещающее будущее, – улыбнулся генерал.

– Ну, это в том случае, если они нас поймают до того, как мы закончим задуманное. Я думаю, мы не перенесем неудачу, это слишком дорого обойдется нашей стране, не говоря уже о нас самих.

Мы помолчали несколько минут. Потом я встал и обратился к Эфраиму:

– Я хочу, чтобы ты еще кое-что сделал, пока я не ввязался в вашу затею.

– Ты ввязался уже, – ответил Эфраим.

– Возможно, но я обещаю тебе, что больше не пошевелю даже пальцем для тебя, если ты не сделаешь кое-что для меня.

– И что же?

– Ты должен, причем именно сейчас, – я показал на телефон, – свести меня с кем-то в твоей клике в Моссад, кого я знаю лично.

– ЧТО?!!

– Ты правильно расслышал. С кем-то, кого я знаю. Я хочу быть уверен, что ты не готовишь мне западню.

– А как же генерал? Я думал, ты доверяешь ему.

– При всем уважении к нему, мы ведь оба знаем, что ты с воскресенья мог десять раз перехитрить этого человека. Я хочу кого-то из Моссад, кого-то, кто знает эти уловки.

– Я же тебе не могу так просто кого-то выдать.

– В таком случае я ухожу.

Эфраим помолчал. – Ты знаешь, что после всего, что ты узнал, я не могу просто позволить тебе уйти.

– Тогда убей меня, но если ты хочешь, чтоб я работал с тобой, то лучше позвони кому-нибудь.

Эфраим несколько секунд пристально рассматривал меня. Потом он подошел к телефону и, получив свободную линию, набрал номер. – Рувен? – спросил он наконец-то и подождал. – Минутку, пожалуйста. Он повернулся ко мне: – Ты знаешь Рувена Хадари?

– Да.

Он изложил человеку на том конце провода, что я хочу удостовериться, что в Моссад есть и другие люди, сотрудничающие с Эфраимом. Рувен, которого я знал и высоко ценил, подтвердил это. Я настоял на том, чтобы он дал мне свой номер телефона. В случае неудачи я позвонил бы ему, и не был бы зависим только от Эфраима. Они согласились и я, положив трубку, на самом деле успокоился. Это не была ловушка, нет, это была законная попытка перевернуть Моссад вверх килем и создать на его месте то, что, как мы надеялись, будет лучше.

Я открыл окно, мне срочно был нужен свежий воздух. После всего: сигарет, трубки, рыбы и картошки «фри» запах в номере был невыносим.

– Еще вопрос, – сказал я. – Сколько всего человек в деле?

– Около десяти. Но только трое знают, что происходит на самом деле. Или я теперь могу сказать, что четыре? Никто за пределами этой комнаты, за исключением Рувена, не знает о тебе, если ты это хотел знать.

Я не ответил. Я сидел у открытого окна и смотрел на серый железобетонный комплекс, который этот отель предлагал как лучший вид из окна.

– Второго апреля ты прилетишь в Нью-Йорк. С этого дня ты сам отвечаешь за себя. Я не буду предлагать тебе определенную гостиницу. Я даже не хочу знать, где ты остановился.

Я кивнул, по-прежнему смотря в окно.

– Ты меня слушаешь? – спросил участливо Эфраим.

Я кивнул.

– Вот номер, по которому ты позвонишь, когда побываешь в бюро ООП. Он передал мне визитную карточку. – Такой же номер есть в Нью-Йорке; это пекарня. Набери тот же номер в Тель-Авиве и я у аппарата.

– А если нет?

– Позвони трижды, каждые четыре часа, но никогда с одного и того же телефона. После первого звонка готовься к уходу, а после последнего ты уже должен быть далеко.

– Что мне делать, если они возьмут тебя?

– Постарайся просто выжить и не попасться в их лапы. Пока я скажу тебе: Ты справишься с этим лучше, чем мы.

– Это слабое утешение. А что будет с моей семьей?

– Если нас схватят, у тебя ее больше не будет. Или, скорее, тебя для них уже не будет. Для них ты станешь как бы мертвец.

– Это произойдет так резко?

– Нет, я буду у телефона. Я не хочу потерять тебя, мой мальчик.

Через несколько минут оба они ушли без особых церемоний. Простым рукопожатием они послали меня в путешествие, в которое я, порой, желал бы никогда в жизни не отправляться.

Прибыв в Нью-Йорк, я чувствовал себя настоящим трупом, совершенно измученным, а живот мой был полон содержимым маленьких бутылок рома и наполовину полных стаканчиков с «Пепси-колой», которых я немало выпил в самолете.

После бесконечных серых коридоров я внезапно оказался в огромном терминале. Запах горячих сосисок со свежими булками вытеснил вонь бензина и застоявшегося воздуха. У меня потекли слюнки, я автоматически закурил сигарету, чтобы заглушить чувство острого голода. Действительно, утолить голод я смог бы лишь после прохождения первой бюрократической линии обороны США – контроля Службой иммиграции и натурализации и таможенного контроля. Я едва мог открыть глаза, пока медленно продвигался в очереди. Наконец я стоял прямо напротив офицера иммиграционной службы, который выглядел так, будто он охотнее всего послал бы меня снова туда, откуда я приехал.

– Паспорт, пожалуйста, – произнес он механически.

Я положил на стол мой канадский паспорт. потому что в это время, после приземления в Гатвике, снова стал канадцем. Синий документ с канадским гербом придавал мне чувство относительной безопасности.

– Вы по делам или..

– Просто в отпуск, в гости к отцу.

– В Канаду?

– Нет, он живет в Небраске. Он американец.

– Как долго вы останетесь в США?

– Пока не знаю. А что, есть проблемы?

Офицер вернул мне паспорт, поставив в него красный штамп. – Приятного пребывания. Он махнул рукой, пропуская меня.

Таможню я тоже прошел без проблем. Хотя я был слегка выпивши, казалось, я производил на чиновников неплохое впечатление. Кроме того, мне действительно нечего было скрывать, не учитывая, конечно, спрятанных в секретном кармашке чемодана документов.

После короткой поездки на такси я прибыл в маленькую гостиницу недалеко от аэропорта. Я упал на кровать и уснул, не раздеваясь, только, и то с трудом, сняв обувь.

Первый луч света, пробившийся сквозь дырку в занавеске, вернул меня в сознание. В этот момент я подумал, что уже неделю не разговаривал с Беллой. Учитывая, как я уехал, и то состояние, в котором я ее оставил, я ощущал себя полным засранцем. Медленно встав с кровати, я старался не слишком резко двигать головой, которая страшно болела. Алкоголь довершал свою месть.

Я взглянул в треснувшее зеркало и заметил, что выгляжу я намного лучше, чем чувствую себя. Радиобудильник на маленьком деревянном прикроватном столике показывал семь часов утра. Я попытался высчитать, который час сейчас в Израиле, но так и не смог сконцентрироваться.