«…В ноябре 1903 г. Ильич ушел из редакции „Искры“. Плеханов „единогласно“ кооптировал не выбранных на съезде редакторов. „Искра“ окончательно превратилась в меньшевистский орган. Ильич был кооптирован в состав ЦК, назначен заграничным представителем ЦК и входил в состав Совета партии уже не как редактор „Искры“, а как член ЦК.
В самом ЦК произошли крупные изменения. Кроме Ильича, в первоначально выбранную тройку (Кржижановского, Ленгника и Носкова) были кооптированы Землячка, Зверь (Эссен), Красин и Гальперин (Коняга)…
…В России были очень плохо и односторонне (у нас не было своей газеты) осведомлены о заграничных раздорах».
И русская часть ЦК по докладу Глеба Максимилиановича приняла решение – разослать по комитетам письма, в которых прямо указать, что хватит спорить, пора помириться.
Казалось, что это решение правильное. Ведь еще не кончился боевой 1903 год. Еще не остыли участники невиданных стачек, схваток с полицией, казаками. И именно теперь так нужна была партия, построенная на принципах централизма, с мощным идейно выдержанным руководящим аппаратом, монолитная в своем составе.
ЦК показалось, что спор Ленина с меньшевиками – только организационное недоразумение, он не касается главного – целей, программы.
Это было роковое заблуждение, которое потом привело к «примиренчеству», так дорого стоившему партии.
И Дубровинский согласился с мнением ЦК. Оно ответило на его недоумение, возникшее еще тогда, когда Книпович рассказывала о расколе на съезде. Конечно, Мартов и компания ведут себя не по-джентльменски, но разве возможно, чтобы Плеханов перестал быть революционером? В это Дубровинский поверить не мог.
Наверное, там же, в Киеве, Иосиф Федорович встретился и с Леонидом Борисовичем Красиным. «Никитич» тоже приехал на свидание с Клэром (Кржижановским).
Они ведь старинные друзья и однокашники по «техно-ложке».
И Красин, так же как Глеб Максимилианович, считает, что все разногласия в заграничных кругах – издержки, некоторые неудачи периода организационного улаживания.
Возможно, Дубровинский участвовал в остроумных, живых, полных веселой иронии беседах этих двух одареннейших людей. И еще больше проникался убежденностью в их правоте.
К тому же и Красин и Кржижановский были старше Иосифа Федоровича, знали Ленина, любили его, хотя и спорили с ним, и подтрунивали, о чем охотно рассказывали, но скромно умалчивали о том, как «Старик» (так они называли его по старинке) иногда расчихвостивал обоих.
Дубровинский вновь в пути. Снова города, комитеты, споры, резолюции.
Уже зима. Но не видно конца этим поездкам. А он устал. Просто по-человечески устал.
Но ни усталость, ни болезнь не могут его остановить.
Декабрь. Месяц трескучих морозов, сереньких, подслеповатых, полусонных дней и скоротечных колючих метелей.
Но Смоленск встречает мягким сиротским морозцем. На базарной площади, близ вокзала, лошади чавкают талой снежной кашицей.
Дубровинский не стал нанимать извозчика. Лучше пройтись пешком. Ведь он здесь впервой.
Объезжая партийные комитеты, он все время помнил о Смоленске. Но попал сюда уже к концу вояжа.
Сколько-нибудь крупной партийной организации в Смоленске нет. Нет в этом городе и больших косяков пролетариата.
Город – транзитный паук на дороге от Москвы к Варшаве. На его товарной станции переваливаются с путей на пути чужие промышленные изделия. И Смоленску, не считая усушки, тоже кое-что остается!..
Этот город ЦК избрал местом пребывания своего транспортно-технического бюро. И не случайно.
Лучшего не найти. Полиция и жандармы здесь непуганые. Промышленности нет, а значит, нет и рабочих. Местная же интеллигенция жаждет «просвещать» и вообще «приобщиться» – значит, нет недостатка в квартирах, явках, адресах. Говорят, что заведующий транспортным бюро – большой дока по части добывания паспортов, шрифтов и прочей техники. Фамилия его очень знакомая – Соколов. А вот кличку «Мирон» Дубровинский слышит впервой. Мирон работает в земской статистике. Кажется, вся социал-демократическая, да и эсеровская тоже, интеллигенция осела в местной статистике. Если жандармы обнаружат эту закономерность, то можно ожидать больших бед.
Сам он тоже начинал в статистике. Закономерно!..
Когда смотришь с правого берега Днепра на город, то кажется, что дома скатились с высокого холма и не грохнулись в воду только потому, что им помешала старая, но такая могучая и грозная на вид крепостная стена.
Стена как кокошник на косматой голове холма, а на его вершине древний собор. Но где же город?
И, только взобравшись на холм, Дубровинский обнаружил огромный сквер, смоляне называют его на французский лад «Блонье», запущенный Лопатинский сад и плац с великолепными памятниками в честь побед над Наполеоном.
Город древний, уютный, тихий. И полной неожиданностью стала встреча с трамваем. Его звонки как колокола из другого века. Совсем недавно на строительстве смоленского трамвая работал кладовщиком Иван Бабушкин. Он организовал тогда, кажется, первую в истории этого города забастовку. И благополучно скрылся.
Дубровинский знал одного из членов Смоленского комитета – Брилинга. У него и решил остановиться, минуя явочные квартиры. В Смоленске можно было позволить себе и такую роскошь.
Ух! Уж эти русские чаи! Хочешь не хочешь, а пей. Иначе обида. Иначе хозяйка будет коситься и дуться целый день. Пока Дубровинский устраивался за столом, Брилинг поспешно одевался. Иосиф Федорович был немало удивлен, узнав, что хозяин спешит предупредить комитетчиков о приезде представителя ЦК – «попозже все соберутся тут же, у меня».
Как все просто в этом городе! В Смоленске три четверти членов комитета РСДРП сидят за разными столами, но в одной комнате местной статистики. И Соколов с ними? Это уже плохо – накроют комитетчиков, загремит и транспорт.
Василий Николаевич Соколов, Мирон, заведующий транспортно-техническим бюро ЦК, конечно, знал, что нагрянувший в их «тихую обитель» гость – представитель Центрального Комитета, знал и его кличку Иннокентий. А вот познакомиться с ним раньше как-то не довелось. Смоленская «контора» была подведомственна «Борису» – Носкову. От него-то и услышал впервой об Иннокентии. Когда Брилинг пригласил Василия Николаевича заглянуть вечерком и сообщил, по какому поводу, Соколов не сказал ни да ни нет.
Все дело в том, что ему не следовало бы «переплетать хвосты», ходить на заседания комитета, хоть он и состоит его членом. То, что он в самом начале, только приехав в Смоленск, вошел в местный комитет, было, конечно, ошибкой. Провал комитета неизбежно повлечет за собой и провал бюро. Но комитет легко восстановить, «технику» же так быстро не возобновишь. Бюро обслуживает многие комитеты, а не только Смоленск и его округу. Значит, провал в Смоленске – развал работы в десятке городов.
