Предметы интерьера, изготовленные в талашкинских мастерских по эскизам Н. К. Рериха
В 1903–1904 годах Николай Константинович написал эскизы, по которым в талашкинских мастерских был создан комплект мебели: стол, кресло, диван, книжный шкаф. Эта мебель предназначалась для комнаты, интерьер которой оформлялся им же: для этого Рерих написал три панно для декоративного фриза на тему «Каменный век. Север», о которых уже говорилось. В эти же годы, вдохновленный опытом талашкинских мастерских, художник написал статью «Обеднели мы», которая была опубликована в сборнике «Талашкино», изданном в Петербурге в 1905 году.
В те годы Николай Константинович принимал активное участие в художественных выставках. В 1902 году художник наконец-то принял приглашение Дягилева и предоставил свои картины для участия в выставках, организованных «Миром искусства». Его картины экспонировались на выставках в Петербурге и Москве (1902 год) и в Петербурге (1903 год). С академической выставки 1902 года императором было приобретено полотно «Заморские гости» (один из вариантов картины), Русский музей императора Александра III (так назывался тогда знаменитый музей) приобрел картину «Зловещие», а на московской выставке, состоявшейся осенью того же года, Третьяковская галерея купила полотно «Город строят».
1903 год стал последним годом существования объединения «Мир искусства» в его первом составе: противоречия между художниками – москвичами и петербуржцами – обострились настолько, что московские художники уже в 1902 году стали создавать свое, новое объединение, которое решено было назвать «Союзом русских художников». К 1903 году противоречия только увеличились, и во время публичных дебатов на открытии пятой выставки «Мира искусства» было решено распустить объединение и прекратить выпуск одноименного журнала. Большая часть участников «Мира искусства» влилась в ряды созданного «Союза русских художников». Помимо этого в Петербурге возникло еще одно объединение, «Современное искусство». Рерих не примкнул ни к одной из вновь созданных организаций, но это не помешало ему участвовать в выставках обоих объединений. С. Эрнст в своей книге о Рерихе сообщает, что в 1903 году «Современное искусство» в салоне на Морской устроило персональную выставку произведений художника.
Слава Рериха как художника росла, и вскоре его стали приглашать устраивать свои выставки за рубежом. В 1904 году Рерих получил от общества «Манес» («Manes») приглашение организовать персональную выставку в Праге; далеко не каждый даже очень талантливый художник получал в таком молодом возрасте международное признание и приглашение проводить выставки за рубежом. Выставка открылась в 1905 году и вызвала восторженные отзывы в пражских газетах. Сам художник не смог присутствовать на ее открытии из-за занятости.
Необыкновенные организаторские способности и деловые качества Рериха были замечены руководством Общества поощрения художеств. В 1906 году последовало повышение по службе – Н. К. Рериха назначили на должность директора Рисовальной школы ИОПХ. Недоброжелатели Рериха, в первую очередь М. П. Боткин, выступали против нового назначения, но большинством голосов кандидатура Рериха была утверждена.
Для художника началась пора еще более интенсивной и ответственной работы. Роль директора школы художественного образования как нельзя больше отвечала всему мировоззрению Рериха – главным его желанием, основным стремлением его жизни было открыть путь к истинному искусству и Красоте самым широким кругам общества, сделать художественное образование доступным всему народу. В очерке «Credo» Рерих писал: «Искусство – для всех. Каждый чувствует истину красоты. Для всех должны быть открыты врата «священного источника». Свет искусства озарит бесчисленные сердца новою любовью. Сперва бессознательно придет это чувство, но после оно очистит все человеческое сознание. И сколько молодых сердец ищут что-то истинное и прекрасное! Дайте же им это. Дайте искусство народу, кому оно принадлежит. Должны быть украшены не только музеи, театры, школы, библиотеки, здания станций и больницы, но и тюрьмы должны быть прекрасны. Тогда больше не будет тюрем…».[166]
Руководство школой ИОПХ стало для Николая Рериха важной ступенью практической реализации его творческого кредо и общественной позиции. И ступенью отнюдь не простой. От бывшего директора школы Е. А. Сабанеева Рериху досталось незавидное наследство. Сабанеев принадлежал к наиболее консервативному кругу сотрудников ИОПХ и пользовался поддержкой графа И. И. Толстого, гофмейстера двора его величества, вице-президента Академии художеств и главного помощника великого князя Владимира Александровича (именно он при поддержке И. И. Толстого выжил Куинджи из Академии художеств). На стороне Сабанеева и его методов руководства был и известный интриган – давний недруг Рериха М. П. Боткин. Преподавательский состав школы ИОПХ в те годы отличался таким же консерватизмом, как и ее руководство; преподавание велось устаревшими академическими методами, и прежняя высокая репутация школы была утрачена. Александр Бенуа, который долгое время был настроен если не враждебно, то, во всяком случае, излишне критично по отношению к Рериху, тем не менее по достоинству оценил его заслуги в реформировании школы ИОПХ и превращении ее в передовое в столице учебное заведение. Относительно состояния школы в период директорства Сабанеева Бенуа писал: «От г[осподина] Сабанеева Рерих получил такое наследство, которое всякий другой призадумался бы принять, тем более что это наследство находилось под опекой лиц, достаточно могущественных и вполне однородных с г[осподином] Сабанеевым».
Н. К. Рерих в своем кабинете в здании ИОПХ. 1910–1914
С. Эрнст также отмечал: «Стоит вспомнить, что Рерих получил в 1906 году школу, «застывшую на точке» 80-х годов прошлого века: число ее классов не увеличивалось, хотя обстоятельства времени настойчиво этого требовали, преподавание в ней велось по тому же методу, в тех же рамках, что и двадцать лет тому назад (а ведь за эти 20 лет сколь много и каких резких перемен произошло во всем искусствопонимании). Из этого-то «трудного» материала Рерих <…> начинает строить новое здание, строить постепенно, не спеша, выбирая лучшие камни из старых, добавляя и скрепляя их новыми…».[167]
Чтобы иметь возможность противостоять консерватизму «могущественных лиц» – а без этого едва ли можно было существенно изменить положение дел в школе – Рерих заручился поддержкой принцессы Евгении Максимилиановны Ольденбургской, попечительницы общины Святой Евгении и председательницы Общества поощрения художеств. Поддержка из высших кругов помогала Рериху неуклонно проводить в жизнь школы свои решения, несмотря на попытки консервативных чиновников помешать его планам, но она не могла полностью оградить его от зависти, интриг, сплетен и всевозможных помех в работе со стороны его недоброжелателей. Последние долго не оставляли Рериха в покое. Их враждебность выражалась в самых разных формах, начиная от посылки молодому, энергичному директору анонимных писем с призывами оставить работу в школе и «почивать на лаврах»,[168] и заканчивая попытками заблокировать на заседаниях Совета директоров школы предлагаемые им административные решения.
Много неприятностей, больших и малых, доставил Рериху Боткин. Об интригах своего давнего недоброжелателя Николай Константинович писал: «При выборах в академики[169] именно Боткин произнес речь против меня, но когда избрание все же состоялось, то на другое утро Боткин уже был у меня, целовался и говорил, улыбаясь: «Ну и была битва, слава Богу, победили». Он не знал, что еще накануне вечером Щусев и Беренштам позвонили по телефону о положении дела.
Так же точно Боткин был против моего назначения директором Школы, но когда и оно все же состоялось, он с улыбками и объятиями спешил оповестить о победе. Опасный был человек, но все-таки поблагодарю его за учебу, за вкоренившийся обычай быть на дозоре. И другие члены комитета занимались той же учебою».[170]
Ученица Рерихов в Нью-Йорке Зинаида Фосдик в своем дневнике приводила со слов самого Николая Константиновича характерный пример отношения к нему Боткина: «Вообще, когда Боткин говорил ему: «А я думаю взять ваш кабинет себе», Н. К. отвечал: «Отлично, правильно, берите!» А тот ему: «Ну а вы где же будете?» – «Найду, не беспокойтесь», – отвечал Н. К. А тот этого пугался и говорил: «А не лучше ли оставить по-прежнему?» – «Да ведь вы же хотели?» – «Ну, я передумал. Я с вами останусь в кабинете». – «Как хотите, и это можно», – говорил Н. К.».[171]
