Ученица Рерихов в Нью-Йорке Зинаида Фосдик в своем дневнике приводила со слов самого Николая Константиновича характерный пример отношения к нему Боткина: «Вообще, когда Боткин говорил ему: «А я думаю взять ваш кабинет себе», Н. К. отвечал: «Отлично, правильно, берите!» А тот ему: «Ну а вы где же будете?» – «Найду, не беспокойтесь», – отвечал Н. К. А тот этого пугался и говорил: «А не лучше ли оставить по-прежнему?» – «Да ведь вы же хотели?» – «Ну, я передумал. Я с вами останусь в кабинете». – «Как хотите, и это можно», – говорил Н. К.».[171]
Впрочем, основные каверзы Боткин преподносил Рериху даже не на уровне личных отношений, а в виде сопротивления тем нововведениям, которые Николай Константинович стремился осуществить как новый руководитель школы. Но из всех подстроенных западней Рериху удавалось выходить достойно. В дневнике З. Фосдик отражено еще одно воспоминание Николая Константиновича о его противостоянии надоедливому и упертому чиновнику: «Когда Боткин ему (Н. К. Рериху. – Авт.) сказал, что он не позволит читать лекции в музее, а закроет его, Н. К. ему ничего не ответил, а уйдя от него, устроил собрание учителей, и вынесли резолюцию, по которой закрытый музей – не музей, а склад, и поэтому им нужно строить свой. Эту резолюцию Н. К. на общем собрании прочел Боткину, и при этом Боткина начали прозывать хранителем склада. Тому поневоле пришлось взять назад свое решение».[172]
Из-за Боткина и других врагов, как явных, так и скрытых, дальнейшая работа Рериха в ИОПХ стала для него настоящей школой выработки терпения и умения выстраивать деловые отношения со всеми, в том числе и с врагами. В непростых условиях противостояния интриганам Рериху оказывали неоценимую помощь присущие ему душевные качества – художник обладал редкой выдержкой, спокойствием и еще более редким качеством искренней доброжелательности по отношению абсолютно ко всем людям, вне зависимости от того, как относились к нему они сами. Даже зная моральную природу своих врагов и будучи осведомленным об их кознях, Рерих никогда не опускался до каких-либо мелочных личных чувств по отношению к ним. В конце концов эти бесконечные терпение, мудрость и доброжелательность художника покорили даже М. Боткина. Как писала З. Фосдик, «[Н. К.] говорил о Боткине, что тот после 17-ти лет вражды к Н. К. однажды пришел к нему и сказал: «Вы мой друг и всегда были им». И это была истинная победа».[173]
Конечно, в первые годы работы художнику было особенно трудно переносить интриги и сплетни враждебно настроенных чиновников и наиболее консервативной части преподавателей школы ИОПХ. Немалую психологическую поддержку оказывала ему в тот момент любимая жена, Елена Ивановна. В своем дневнике Зинаида Фосдик под впечатлением рассказов Николая Константиновича о работе в школе ИОПХ писала: «В тридцать лет Н. К. был уже директором Школы [Общества Поощрения] Художеств. Пришлось ему перенести много интриг и неприятностей. Бывало, на собраниях [совета] директоров он сидел и молчал, все слушал, все переносил, а как приходил домой – ей (Елене Ивановне. – Авт.) до трех часов ночи приходилось его успокаивать, пока он ей все рассказывал, не скрывая перед ней своих огорчений и волнений».[174]
Но несмотря на сопротивление консервативно настроенных чиновников и части учителей, Рерих настойчиво проводил свою линию в руководстве школой ИОПХ, шаг за шагом упорно реформируя ее и возвращая ей былое (утраченное во время директорства Сабанеева) значение в культурной жизни Санкт-Петербурга и всей страны.
То, что школа ИОПХ была действительно уникальным учреждением в России, Рерих не раз отмечал в своих воспоминаниях: «…школа Общества Поощрения Художеств всегда оставалась истинно народною школой. Она была вполне доступна и по дешевизне обучения, а кроме того, у нас бывало до 600 бесплатных учащихся. Кроме того, никакие ни сословные, ни расовые отличия не служили препятствиями. Без преувеличения можно сказать, что в буквальном смысле рядом с великим князем трудился рабочий какого-нибудь завода. И программа школы никого не стесняла, ибо каждый совершенно свободно мог избирать и совершенствоваться в тех предметах, которые ему были ближе и нужней».[175]
Реформирование школы Рерих начал с обновления преподавательского состава. В школу были приглашены преподаватель Академии художеств Матэ, давний друг Рериха А. Рылов, Билибин и другие преподаватели. Новые педагоги принесли с собой другие, более прогрессивные методики преподавания и иное отношение к своим ученикам.
Реформы коснулись и учебной программы, а также структуры школы. Классы керамики, резьбы, живописи по стеклу и рукоделий были превращены в мастерские, в которых учащиеся теперь не только постигали основы прикладного искусства, но и превращались в настоящих мастеров – создателей произведений искусства. Кроме того, в школе были открыты новые классы графики, медальерного искусства, съемки с натуры и изучения стилей, рисования с живых цветов и стилизации, обсуждения эскизов и рисования с животных. Включение в программу школы столь широкого спектра направлений и отраслей искусства стало, по сути, практической реализацией педагогического credo Рериха: «По-моему, главное значение художественного образования заключается в том, чтобы учащимся открыть возможно широкие горизонты и привить им взгляд на искусство как на нечто почти неограниченное».[176]
Вскоре в школе ИОПХ были открыты и новые мастерские: иконописи, рукоделия, ткачества, чеканки.
Деятельность этих мастерских давала школе, существующей фактически на основе самоокупаемости, хороший доход. Впоследствии Зинаида Фосдик записывала со слов Елены Ивановны Рерих, всегда принимавшей большое участие в делах школы ИОПХ: «<…> Она (Е. И. Рерих. – Авт.) мне много рассказала об их школе в Петрограде, где уделялось много внимания прикладному искусству: мастерские иконописи, гобеленов, рисования по фарфору, выделки посуды; мастерские выделки мебели, где заведовал прекрасный резчик по дереву <…>; классы вышивки. Проводились аукционы – раз в месяц. У них был один господин, который дешево скупал старинные вещи и хорошо на них зарабатывал, а школе давал из этого процент, и это приносило школе 6000 в год! Продавались только истинно художественные вещи – маленькие картины, рисунки, флаконы старинные, чашки, посуда, отрезы материй, безделушки. Имело это громадный успех.
Выставки учеников тоже давали школе и имя, и престиж, ибо выставлялись художественные работы и успех был огромный».[177]
О выставочной деятельности школы стоит сказать подробнее – она была очень активной. Помимо ежегодных отчетных выставок Николай Константинович периодически приезжал с выставками ученических работ ко двору императора в Царское Село; несколько раз в году сам император со всей своей семьей приезжал на выставки.[178]
Проводившиеся школой ИОПХ ежегодные отчетные выставки посещал весь культурный Санкт-Петербург. С. Эрнст включил в свою работу о Рерихе фрагмент книги Н. Макаренко о деятельности школы: «…в пригожий майский день большой угрюмый зал ИОПХ на Морской являет взору широкий веселый праздник. Чего, чего тут только нет! Целая стена занята строго сияющими иконами, столы заполнены пестрым, нарядным роем майоликовых ваз и фигур, тонко расписанных украшений чайного стола, дальше богато лежат шитые шелками, золотом и шерстью ковры, подушки, ширинки, бювары, стоит уютная, украшенная тем же «хитрым рукоделием» мебель, в витринах разложены красивые мелочи, на стенах расположились проекты самых разнообразных вещей, начиная с громоздких предметов комнатного убранства и кончая какой-нибудь фарфоровой безделушкой, обмеры и копии с памятников старинного художества, интересные результаты ежегодной работы архитектурного и графического классов; на окнах колоритными густыми пятнами красуются «детища» класса живописи по стеклу; дальше перед зрителем белая толпа созданий класса скульптуры, живые наброски класса рисования с животных, а наверху уже ждет целая галерея работ маслом и рисунков… И вся эта масса «разносторонних» творений живет, движется, полная молодого нетерпения, полная молодого задора… Все счастливые находки искусства наших дней получают в ней должный отклик, и развитие ее идет в контакте с художественными запросами современности. А что же лучше и почетнее может рекомендовать всякую художественную школу, нежели этот драгоценный и редкий контакт».[179]
Рисовальная школа Императорского общества поощрения художеств. 1905–1911
В конце этой цитаты, отмечается «Прекрасная же метаморфоза эта произошла благодаря созидательной энергии, организаторской мудрости одного художника, по справедливости могущего записать свое директорство в ряд самых видных достижений своей жизни».[180] В этой оценке деятельности Н. К. Рериха в качестве руководителя школы ИОПХ не было ни грамма лести. Все его современники – даже недоброжелатели – признавали неоспоримые заслуги художника в поднятии деятельности школы на принципиально новый уровень. А это, в свою очередь, внесло неоценимый вклад в дело развития художественного образования в Санкт-Петербурге в целом.
