Нигде так ни процветает лошадиная охота, как в Москве, никакому классу из людей, живущих службой, нет такого раздолья, как кучерам. У дворян охота эта имеет свой характер: дворянин или заводчик, или аматер, или барышник; купец — охотник или неохотник — почти всегда барышник. В нем это чувство более народно, но доведено до безобразной крайности. На Замоскворечье опять-таки ярче, нежели на другом месте, лежит характер купеческой лошадемании, в которой кучер играет более самостоятельную роль, нежели приказчик в торговом деле. Это происходит очень простым образом. Купец большею частию человек домовитый; для него, как и для нашего простолюдина, своя земля, свой дом, одним словом, оседлость — первая забота в жизни. Как только завелась тысчонка, другая (про которые, если говорится во всеуслышание, так, значит, есть и побольше), первым делом его — пожить домком. В этой жизни жена, лошадка, иногда и коровка играют главные роли; спальня и конюшня у многих устраиваются в одно время: «Завожусь женою, братец ты мой, да вот лошадок хочу посмотреть…» Наслаждение семейной жизнью и наслаждение конюшней, следовательно, сливается в одно и идут долгое время, а у охотника и целую жизнь рука в руку. Кучер является доверенным конюшни, иногда он понимает в своем деле более хозяина, хозяин не всегда может усмотреть за ним, да притом лошади, по купеческому выражению — живой товар, а иногда в руках кучера его тысяч на десять — так тут поневоле будешь с ним поласковее. Это только первая степень преимущества кучера перед приказчиком; во второй уже имеется больше прав, когда хозяин вместе и охотник и барышник — тут уж кучер и хозяин — «рука руку моет». В деле другой торговли разные торговые приемы — дело обыкновенное, и приказчик обязан про них молчать, иначе ступай на все четыре и никто не возьмет за длинный язык; в охоте же кучеру рта не замажешь, хорошего кучера всякий возьмет, тут поневоле надо быть политичнее… Замоскворечье играет значительную роль в отношении лошадиной охоты; там, между прочим, есть и конный базар, называемый просто конною, где цыгане, кучера, и купцы, и баре-охотники ведут своеобразное охотницкое дело и где пригородный крестьянин, мещанин-обыватель, купец — мирный гражданин, дворянин-москвич являются редкими покупателями. Тут дело кипит между своими и потом уже достается во вторые и третьи руки. Опять мир своеобразия, но мир плутней, плутней еще мелких, крупные по этой части спрятаны за тесовыми воротами, в каменных конюшнях, у охотников-усачей и у представительных граждан с православными бородами, им же сахар постом — великий грех, а подай нам меду…
Самым крупным образцом по московской лошадиной охоте может быть поставлено одно лицо, которого —
Не надо называть: узнаешь по портрету.
Он купец, и по лошадиной охоте ему так повезло, что он почти бросил все другие занятия; лошадиная охота или собственно торговля лошадьми стала его специаль-ностию; при доме его у него устроены великолепная конюшня и манеж, при конюшне особенная комната, где, как говорят, охотники «обмывают копытца» и где, вероятно, для этой же цели, являются и целые хоры цыган. Вероятно, многие знают хозяина по его великолепной вороной четверке, в которой он красуется и в Сокольниках, и в Подновинском, и в Парке; вероятно, отцы и матери семейств слыхали о его примерной жизни с женой и о ранней смерти этой жены *; что касается купеческого общества, то оно давно знает его; опытные отцы предостерегают от него неопытных, дурашливых, как они называют, сынов своих; жены молятся, чтобы лукавый не натолкнул мужей их на знакомство с этим барином. По всему этому заметно, что господин этот стоит во главе лошадиной охоты и задает ей тон, — и это действительно так; он знаком со всеми более или менее составившими себе репутацию кучерами, ставит их с собой в дружеской компании на ты, зовет их не иначе, как Петрушами, Гришами, и с помощью их обделывает свои дела. Кучеров у него не один: некоторые получают значительное жалованье, так что жалованье кучеру 200, 300 р. с. — дело обыкновенное в купеческом доме; присоедините сюда доходы, да полное содержание, уже многим превышающее жалованье приказчика, и задушевные отношения, по охоте, как говорится, — все это ставит кучера много ближе к хозяину, особенно у охотников, которые вообще нередки. В иных домах, а преимущественно в былое время, легко было провести параллель ублажения кучера с воспитанием детей: кучер получал означенное нами жалованье, между тем как на воспитание детей у дьячка, или у приходского диакона, или у какого-нибудь педагога-самозванца шло не более 50—100 р. с. О положении кучеров у купчих-вдов или у здоровых жен при слабых мужьях мы уже и не говорим: оно может объясниться только общим характером этого круга. Честь на них начинается уже спадать… Лошадиная охота и все ютящееся около нее, как говорится, соком вышло нашему обществу; она по большей части бывает не малою долею виновна в банкротствах. Особенно в этом отношении помогают батюшкам сынки, и стоит только посмотреть в праздники на Ильинку, то и будет понятно, куда уходят значительные суммы: взгляните на дорогие экипажи, которые меняются чуть не каждый год, узнайте цены рысакам, которых у иного штук до десяти, полюбуйтесь зимою на бобровые шапки кучеров, на опушку их кафтанов, на самые кафтаны, на множество расходов, сопряженных с охотой, и вам будет понятно, как проживают значительное состояние, не выезжая из Москвы, тем более что чаще всего с охотой соединяются ухарство, кутеж, катанья на милые места, Байкал и Стрельну, частые обеды, ужины, значительные пари на беговом круге… Так, еще недавно один тоже из знаменитых охотников, кучер которого, чтоб быть солиднее и толще, нарочно отпаивался портером и мадерой, получив значительное наследство от дяди, прожив его в скором времени на лошадей и экипажи и т. п., опутанный известным всей Москве по этой части армянином, бежал на Город и объявил себя банкротом. Таких примеров немало.
Теперь следуют, по очереди, свахи.
Свахи — явление чисто национальное, намекающее на многое в русской жизни. Замоскворечье и в этом отношении может сделать нам услугу, осветивши в своей оригинальности многое из этого явления.
Объяснять, что такое сваха, — нечего, нужно раскрыть только то значение, которое она имеет.
Где нет общества в полном его значении или по крайней мере общественности, там самый ход жизни обусловливает посредников. Только одно, именно торговля, производит совершенно обратные последствия, т. е. чем она развитее, тем более занимает посредников, маклеров, агентов, уполномоченных. В русской торговле, исключая разве Петербург и отчасти Одессу, еще вообще мало посредников. В деле брака, в деле, кажется бы, чисто общественном, хотя у нас и смахивающем на торговлю, мы видим, напротив, множество посредников, и свах и сватов, особенно в том обществе, в котором мало общества. Из этого выходит диковинный вывод, что сватовство, как нечто похожее на торговлю, развито у нас более, нежели самая торговля.
