Тогда — и только тогда! — стачечники стали вооружаться, если можно назвать вооружением несколько десятков старых охотничьих ружей, которые им удалось раздобыть.
Тогда в Ладлоу ввели войска. И 19 апреля без предупреждения прямо по палаткам застрочили пулеметы.
«Это было беспощадное и заранее обдуманное истребление колонистов, — писал Джон Рид. — Милиционеры рассказывали мне, что им было приказано разрушить палаточную колонию и уничтожить в ней все живое.
…Ураганный пулеметный огонь разорвал на куски покрытия палаток, и это вызвало ужасную панику. Часть женщин и детей устремилась на равнину, подальше от палаточной колонии. Их расстреливали на бегу…
…Сражавшиеся мужчины, напуганные всем происходившим, бросились к колонии, но град пуль заставил их повернуть назад. Теперь в дело вмешались охранники. Они стреляли разрывными пулями… Пулеметы не замолкали».
Порой Рида самого охватывало сомнение: неужели эти ужасающие преступления, о которых ему выпала горькая доля писать, правда? Неужели это все произошло в самом свободном и демократическом государстве мира?
Да, все случилось именно так, как он писал…
«…Когда стемнело, милиция окружила палаточную колонию тесным кольцом… Один из солдат, держа в руках ведро с керосином и кисть, подбежал к ближайшей палатке, смочил ее обильно керосином и поднес спичку. Пламя взметнулось, освещая все вокруг. Остальные солдаты бросились к другим палаткам, и в минуту весь северо-западный участок колонии был охвачен пламенем.
…И при мерцающем свете горящих палаток милиция принялась вновь и вновь обстреливать беглецов».
Потом солдаты ворвались в колонию. Озверев от вида крови, охваченные жаждой разрушения, они убивали всех, кто попадал под руку. Не жалели ни женщин, ни детей. Позднее только из одного погреба миссис Петруччи было извлечено 11 обуглившихся детских трупов.
Волна ужаса и гнева прокатилась по всем Соединенным Штатам. Пламя, зажженное в Ладлоу, охватило всю страну. В порыве возмущения даже далекие от стачки честные граждане открыто собирали деньги на покупку оружия для забастовщиков. Одна очень почтенная маленькая старушка, жена священника, сказала Риду:
— Я не понимаю, зачем стачечники вообще заключили перемирие, не перестреляв предварительно всю охрану на шахтах и милицию и не взорвав динамитом шахты…
Для Рида было ясно, что не только капиталисты виновны в зверской расправе, но и их платные агенты — правительственные чиновники, обязанные обеспечивать соблюдение законности и гражданских свобод. И он не преминул довести об этом до всенародного сведения:
«…Созванная губернатором чрезвычайная сессия Законодательного собрания штата, которая должна была заняться решением этой проблемы, прервала свои заседания, не предприняв ни малейших шагов к решению вопроса. Аппарат угольных компаний в палате представителей и в сенате пресек все попытки предложить какое-либо средство с целью исправить положение Зато он провел под сильным давлением билль о выпуске акций на 1000000 долларов, для того чтобы заплатить милиции и охране шахт за их «блестящую работу» по расстрелу рабочих и сожжению заживо их жен и детей…»
Публично и громогласно Джон Рид назвал имя главного виновника колорадской трагедии: мультимиллионера Джона Д. Рокфеллера-младшего.
Очерк Джона Рида под названием «Война в Колорадо» увидел свет в «Метрополитен». Еще до его опубликования Джон несколько раз выступал на различных митингах и собраниях в защиту забастовщиков в различных городах страны. Когда Элтон Синклер приехал в Нью-Йорк с Бермудских островов, они оба приняли участие в пикетировании конторы Рокфеллера на Бродвее, 26. Синклера арестовали, а Рида впервые в жизни облили клеветой в какой-то грязной бульварной газетенке[10].
Открытая заинтересованность Рида в событиях в Ладлоу имела еще один результат, неожиданный для него, но глубоко закономерный. Он заметил, что многие его былые друзья и приятели по Гарвардскому университету, литературным кружкам, некоторым редакциям заметно изменили свое отношение к нему. Временами Джону казалось, что он попал в какую-то незримую полосу отчуждения, словно тяжело больной человек.
Это отчуждение не проявлялось, упаси боже, в каких-либо определенных поступках или прямых словах. Но Джон готов был поклясться, что оно действительный факт, с которым нужно считаться.
Произошло вполне естественное явление: люди, которых он знал годами, чьи мнения и вкусы он считал своими, люди, которые до сих пор составляли его окружение, один за другим называли его — пока, правда, не вслух — отступником. И были правы.
До тех пор, пока интерес к рабочему движению был для Джона Рида, выходца из хорошей фамилии, воспитанника Гарварда, лишь увлечением, ему прощали и радикализм и «юношеские выходки», какой считали спектакль о Патерсоне.
Но теперь, по мнению старых друзей, его радикализм стал слишком опасен. Раньше, чем сам Рид, они поняли, что между ними уже почти не осталось чего-либо общего.
Многие старые приятели Джона — среди них Уолтер Липпманн — тоже пережили пору либеральных, а некоторые даже и социалистических увлечений. С их точки зрения — а кое-кто из них искренне желал Джону добра — ему уже было пора остепениться.
Риду было только двадцать шесть лет. Многие, и не лишенные способностей, газетчики в этом возрасте еще пробавлялись хроникальными заметками в сто строк на последних полосах, а он уже зарабатывал свыше двадцати тысяч долларов в год, его разрывали на части самые крупные и влиятельные издания.
Все эти люди не могли понять причин, которые властно влекли Джона Рида к «Великому неумытому», как они называли народ. Но сам факт был подмечен правильно: Джон Рид действительно шел к окончательному разрыву со своим классом.
28 июля 1914 года в Соединенных Штатах произошло множество событий большей или меньшей значимости. Лопнул банк в Техасе. Покончил самоубийством видный промышленник. Джесс Виллард нокаутировал очередного претендента на титул чемпиона мира. Шестнадцатилетняя дочь почтальона из Огайо взяла первый приз на конкурсе красоты. Томас Альва Эдисон сделал новое изобретение. У восьмидесятилетней вдовы-миллионерши в Чикаго умерла любимая болонка по кличке Китти. Там же ограбили броневик с золотыми слитками (четверо убитых). Одна кинозвезда вышла замуж в третий раз, другая развелась с третьим мужем.
Обо всем этом миллионы американцев на следующий день прочитали в утренних газетах. Кроме того, они узнали, что в Европе началась война. Лишь очень немногие поняли сразу, что это война — мировая. О том же, к каким последствиям она приведет, не догадывались даже те, кто ее затеял. Возможно, снизойди на них провидение, окажись у них в руках магический кристалл, в котором бы их ослепленные жаждой наживы глаза различили контуры грядущих революций, то самые рьяные поджигатели пятилетней мировой бойни превратились бы в кротких овечек.
