С октябре 1809 г. Ермолов командовал артиллерийской бригадой в дивизии сына А. В. Суворова – генерала Аркадия Александровича Суворова, а затем резервными войсками на юго-западной границе с Галицией. Молодой горячий генерал не раз просился поехать на театр войны с Турцией, но не получил на это разрешения. С 1809 г. командовал резервными войсками в Киевской, Полтавской и Черниговской губерниях. В мае 1811 г. его перевели в Петербург командиром гвардейской артиллерийской бригады. Одновременно с ней командовал гвардейской пехотной бригадой (лейб-гвардии Измайловский и Литовский полки). На пороге новой войны с Наполеоном, с марта 1812 г., Алексей Петрович уже командир гвардейской пехотной дивизии.
...
Кстати , рассказывали, что как-то в 1811 г. Ермолов ездил на главную квартиру военного министра М. Б. Барклая-де-Толли. Правителем канцелярии Михаила Богдановича был генерал Безродный. «Ну что, каково там?» – спрашивали Ермолова по возвращении. «Плохо, – отвечал Алексей Петрович, – все немцы, чисто немцы. Я нашел там одного русского, да и тот… Безродный!»
После начала Отечественной войны 1812 года по настоянию М. Б. Барклая-де-Толли Ермолов заменил Ф. О. Паулуччи на посту начальника Главного штаба 1-й Западной армии. Ермолова отличали поразительная работоспособность, неиссякаемая энергия, исключительная распорядительность, поразительное умение стремительно ориентироваться в изменяющейся обстановке, уникальная память на цифры, способность четко формулировать распоряжения и приказы командующего, организовывать военную разведку и борьбу со шпионажем.
Как и командующий 2-й Западной армией П. И. Багратион, Алексей Петрович тяготился отступлением и планом Барклая, но все же смирял самолюбие «во имя пользы отечества». Сам Барклай-де-Толли в своем «Изображении военных действий» так характеризует Ермолова: «Человек с достоинством, но ложный и интриган». Кстати, столь же нелестен и отзыв о нем Александра I: «Сердце Ермолова было так же черно, как его сапог». Барклай и Ермолов «делывали» друг дружке мелкие неприятности, но последний все же отдал должное командующему как одному из тех, кто спас Россию «своим промедлением».
По личной просьбе Александра I Ермолов (как, впрочем, и Э. Ф. де Сен-При, начальник штаба 2-й армии Багратиона) писал ему обо всем происходившем. Многие считают, что эти «записки» очень смахивали на доносы. Как начальник штаба Петр Алексеевич много сделал для успешного соединения двух армий под Смоленском, но при этом всячески стремился «сподвигнуть» Багратиона на прошение царю о единоначалии в армии. В их переписке Алексей Петрович всячески подталкивал Петра Ивановича к этой «акции». В письмах ближайшим сотрудникам императора Багратион уже давно не выбирал выражений, характеризуя Барклая: «подлец, мерзавец, тварь». В то же время именно Ермолов был свидетелем дикого скандала, который закатил Багратион Барклаю после Смоленска, когда один назвал другого «немцем», получив в ответ прозвище «дурак». Только благодаря Ермолову мало кто узнал о деталях скандала, поскольку Алексей Петрович, по его собственным словам, «стоял у ворот, отгоняя всех, кто близко подходил, говоря, что командующие очень заняты и совещаются между собою». И наконец, именно он не единожды писал императору об острой необходимости назначения единого командующего, поскольку только тогда «дело пойдет». При этом Ермолов признавал, что ни Барклай, ни Багратион в сложившейся обстановке на роль главнокомандующего не годятся. И действительно, первый «был слишком осторожен» и не имел авторитета в армейской среде, а второй – «безрассудно отважен… хотя и имел склонность к принятию разумных решений». Александр I не видел среди своих генералов «человека приличного по обстоятельствам», которого можно было бы назначить главнокомандующим.
Еще под Смоленском Алексей Петрович не исключал оставления Москвы: «…если судьба позволит [французам] овладеть ею, кажется, и то к благу нашего народа: не окончив войны, будем защищаться до последней крайности… » Уже тогда он полагает, что голод и холод довершат то, что не успеют сделать солдаты летом. 7 августа 1812 г. Ермолова представили к званию генерал-лейтенанта, но производство в связи с военным лихолетьем затянулось. А затем грянуло генеральное сражение на поле Бородина, в котором Петр Алексеевич фактически выполнял обязанности начальника штаба Кутузова, находясь при главнокомандующем.
...
Кстати , если многие генералы прохладно встретили назначение М. И. Кутузова главнокомандующим, считая его «царедворцем» и «малодушным» человеком, то наш герой предпочел держать язык за зубами. Ведь именно Кутузов дал ему в 1805 г. отменную характеристику, позволившую засидевшемуся подполковнику наконец-то стать полковником.
При выборе позиции под Бородином Ермолов, как и положено начальнику штаба, постоянно находился рядом с Кутузовым. В разгар битвы Михаил Илларионович направил его на левый фланг, во 2-ю армию, где был тяжело ранен Багратион. Потеряв командующего, войска пришли в такое расстройство, что некоторые части армии можно было привести в порядок, лишь отведя их на расстояние выстрела. С этой задачей уже справился П. П. Коновницын, успевший отойти за Семеновский овраг. Но и Ермолов, спешивший туда с тремя ротами конной артиллерии, помог в этот критический момент преодолеть смятение. Увидев, что центральная батарея H. Н. Раевского, ставшая после падения Багратионовых флешей главным пунктом русской позиции, тоже взята французами, Алексей Петрович понял, к чему может привести потеря господствующей высоты. С обнаженной саблей он лично повел 3-й батальон Уфимского полка в штыковую атаку. По пути к ним присоединились остатки 18, 19, 40-го Егерских полков. В атаку шли как на параде, браво, не пригибаясь, развернутым фронтом, чтобы линия казалась длиннее и охватывала большее количество неприятеля. Для воодушевления своих бойцов Ермолов стал бросать в сторону Курганной батареи… солдатские Георгиевские кресты, находившиеся у него в кармане. «Кто дойдет, тот возьмет!» – гаркнул Алексей Петрович. Загремело «Ураа-а-а-а!». Все до одного посланные с ним свитские офицеры Барклая с обнаженными саблями мужественно шли по бокам. Зрелище было эпическое: впереди группа офицеров в парадных мундирах и за ними железный лес штыков. Но не все дошли до Курганной батареи, она «дохнула» им в лицо дымом и пламенем, брызнула смертоносным ливнем картечи. Мало кто вернулся из атаки – резня была беспощадная, звенел метал и неслась трехэтажная ругань, но батарею вернули, переколов и порубив всех французов.
