Наконец мы забрели в Бреслин-отель, не имея никакого представления о том, как мы добрались туда. Устроившись в баре, мы начали угощать всех направо и налево.
Вся публика узнала, что в город прибыли «Бандит» и «Гроза волков».
— Черт возьми, ведь так мы, пожалуй, и не найдем Биля! — Эбернесси разбил свой стакан о стойку.
Я помнил, что Портер живет где-то в окрестностях Грамерси-парка, и мы с Эбернесси, взявшись под руку, побрели к парку. С величайшим трудом сохраняя достойную осанку, мы взбирались на ступеньки каждого дома и звонили, осведомляясь о Биле Портере. Ни одна душа никогда и не слыхала о нем.
Каким-то образом мы забрели в Литературный клуб. Лакедронам, по-видимому, не понравились наши носы, и нам пришлось сунуть им взятку, прежде чем они решились впустить нас.
— Где мистер Уильям Сидни Портер, писатель? — осведомился я у одного из них.
— Не знаю! Никогда и не слыхал о таком. Спросите-ка вон того. Он знает всю мелкую рыбешку. Это Боб Дэвис.
Неуклюжий маленький человечек с полным веселым лицом и живыми серыми глазами стоял у дверей одной из зал. Я подошел к нему:
— Вы знакомы с Билем Портером?
— Никогда не слыхал об этом джентльмене. — Он даже не взглянул на меня. — В мою сферу ведения входят только писатели, лакеи и полицейские.
И тут только я вспомнил, кого я ищу.
— О, благодарю вас! — Я постарался придать своему голосу легкую небрежность. — Быть может, вам попадалось случайно имя О. Генри?
Лицо маленького человечка засветилось, точно дуговой фонарь. Его рука опустилась на мою.
— Знаю ли я его? Еще бы нет! А вы?
— Я?! — Я чуть не закричал на него. — Черт возьми! Это мой старый земляк.
— Вот как? Из какого же он места на Западе? — Пытливость репортера не упустила даже веснушек на моей руке. Но он не узнает моей тайны. С минуту я не отвечал.
— Он южанин родом, — сказал я наконец. — Не знаете ли вы, где я могу найти его?
— Позвоните в гостиницу «Каледония», 28, Запад, 26-я улица.
Наконец Портер был найден.
— Это вы, полковник? — Все тот же чарующий нерешительный призвук в шепчущем голосе. — Я сейчас присоединюсь к вам.
Через очень короткое «сейчас» в комнату вошел безукоризненный Биль. По виду его можно было подумать, что с ним только что случилось или должно случиться что-то волнующее и необычное. На нем был красивый серый костюм, с элегантным синим галстуком, вечные перчатки и тросточка в правой руке.
— Эй, Биль, почему вы не носите 45-й калибр кольта вместо этой безделушки?
— Полковник, 45-й теперь не в моде. Кроме того, в Манхаттане некоторые чудаки — а именно законодательная власть — протестуют против этого обычая.
Как будто с тех пор, как мы разговаривали с ним в последний раз, прошло не пять лет, а пять минут.
Полный горячего, но сдерживаемого чувства, он молча стоял предо мной, изучая мое лицо.
— Это действительно вы, полковник! И все такой же, не правда ли?
Город был владением Биля Портера, а люди, жившие в нем, — его подданными. Он проникал в самую гущу людей и рассматривал их в сильнейший микроскоп своей всеозаряющей проникновенности. Обман, трусливая подлость, все напускное и лицемерное разлетались перед ним, как клочья тумана при сильном ветре. Души выступали наружу, обнаженные и откровенные. Волшебник умел добиваться своего.
На каждом углу его ожидало приключение. Молоденькая девушка, крадучись, скользила за угол, или старый нищий дремал, скорчившись на пороге. Для Портера это все были тайны, которые он стремился разгадать. Но для этого он не становился поодаль и не предавался размышлениям. Нет, он сближался со своими подданными, вступал с ними в тесное общение. Он знакомился с их тайнами, надеждами, разочарованиями. Он пожимал руку Сони-бродяги, и Сами Дульси рассказывала ему, как она окончательно обанкротилась, сидя на шести долларах в неделю. Нью-Йорк был заколдованным лабиринтом, где вас на каждом повороте ожидал трепет неожиданного и чудесного.
И в это свое царство Биль ввел меня.
Веселый, изысканный, прихотливый, он зашел за мной в один из первых вечеров после моего приезда. В петличке у него была маленькая роза «сесиль». Лукаво подмигнув мне, он вытащил из кармана вторую.
— Полковник, мы устроим маленький маскарад. Вденьте эту розу в петличку, и никто никогда не узнает, что вы с Запада.
— Пусть провалятся к черту. Я не желаю никаких переодеваний.
Но когда Биль хотел чего-нибудь, он доводил дело до конца.
Розовый бутон оказался прикрепленным к моему костюму.
— Я заметил, что фараоны бросают на вас чересчур благосклонные взоры. Этот значок отвлечет от нас всякие подозрения.
— Куда мы пойдем?
— Всюду и никуда. Мы можем очутиться в «Адской кухне» или забраться в «Райскую прихожую». Приготовьтесь к возбуждению и опасностям. Мы пойдем туда, куда нас притянет магнит.
Было около полуночи. Мы спустились по Пятой авеню и стали слоняться где-то между 25-й и 26-й улицами. Десятки женщин с бледными, потасканными лицами пробегали мимо нас.
— «Корабли, что проходят в ночи», — прошептал Портер. — В плаванье им угрожают только две скалы: полицейский и хозяйка. Как они истерзаны и разбиты бурей, не правда ли? Их вид преследует меня.
Из темноты выступила оборванная фигура девушки. Ей было на вид около семнадцати.
— Должно быть, прямо из мирного деревенского болота.
— Ерунда. Это бывалая…
— Несомненно, первый выход. — Портер подтолкнул меня локтем. — Она не научилась еще управлять своей ладьей в волнах городской жизни.
— Это ее трюк. Она просто распустила рваный парус для эффекта.
— Нет, вы ошибаетесь. Заговорите с ней, и мы увидим, кто из нас прав. Я подержу пока лошадей. — У Портера была манера вытаскивать вдруг словечко из прошлого и неожиданно бросать мне его в лицо.
Когда мы приблизились, девушка нырнула в подъезд, делая вид, будто завязывает ботинок. Она взглянула на меня, и в ее расширенных полудетских глазах отразился страх.
— Пожалуйста, не забирайте меня. Я никогда не делала этого до сих пор.
— Я не полицейский, я хочу представить вам моего друга.
Биль подошел к нам:
— Вы испугали барышню. Спросите ее, не пожелает ли она пообедать с нами?
Девушка, испугавшись еще сильнее прежнего, отпрянула назад:
— Я не смею пойти с вами.
— С нами вы можете смело пойти куда угодно. — Портер обращался с ней так, точно она в самом деле была принцессой, а он странствующим рыцарем.
В его любопытстве не было ничего личного. У него была одна непобедимая страсть — раскрывать тайны, скрытые в сердцах мужчин и женщин, окружавших его. Он не желал пользоваться процеженными данными, полученными из вторых рук. Это был ученый, и трепещущее человеческое сердце являлось единственным всепоглощающим объектом его любознательности.
