Способ разговаривать у Гали вырабатывается Шурин — раскинский. Она говорит: «Я сжала губы и с победоносным видом посмотрела вокруг». Употребляет причастные и деепричастные обороты, длинные периоды со всякими там «который», «несмотря на то…» и пр.
4 января 47.
На днях Галя сказала:
— Знаешь, мама, я все-таки не верю в то, что папу убили. Я когда иду по улице, то вглядываюсь в лица встречных военных — думаю, вдруг он?
* * *
Няня Нюра читает «Ад» Данте. Со страхом спрашивает меня:
— Фрида Абрамовна, это все правда, что здесь написано?
* * *
Я говорю Саше:
— Если папа спросит, где я, скажи: пошла погулять.
Саша:
— А на самом деле?
6 января 47.
Саша читает книги с карандашом в руках и исправно ставит две точки в словах «елка», «еще». А в словах «его», «никого» — меняет «г» на «в»:
— Это ошибка в книге, — говорит она. — Надо писать «ево», а не «его», что такое «его» — это неправильно!
* * *
На елке вела себя препохабно. Пыталась отколотить каждого, кто прежде ее отгадывал загадку. Вопила: «Не хочу картошки, хочу мяса!» и без спроса брала себе из вазы мандарины.
15 января 47.
Шура заподозрил Сашу в том, что она откусила кусочек от его конфеты.
— Я не кусала! — кричала Саша, пылая благородным негодованием. — Я не кусала! Разве я могу так ровно откусить? Если б я говорила неправду, я покраснела бы! А я не покраснела! И я не могла бы так ровно откусить! И я бы покраснела! А я не покраснела!
* * *
На днях, отпуская ее гулять с Соней Ф., я говорила Саше:
— Только, пожалуйста, ничего не клянчи у тети Сони. Дай слово, что не будешь ничего просить.
— Даю честное слово.
— И мандаринки не будешь просить?
— Не буду!
— И если увидишь воздушные шары — не будешь?
— Не буду.
Потом Соня рассказывала: идут они по улице, навстречу продавец с мандаринами. Саша отвернулась и произнесла: «Ну их к черту, эти мандарины!»
24 января 47.
Галя:
— Саша, кого ты любишь больше всех на свете?
Саша:
— Папы нет, поэтому можно сказать — маму! А ты кого?
— Маму и папу.
— Какого папу?
— Своего.
— Но ведь твой папа… не буду говорить, а то ты заплачешь. А моего папу Шуру, который тебе вместо папы, — ты любишь?
— Люблю.
Мама Фрида (слева), когда ей было 10 лет.
2 февраля 47.
Был у Саши в гостях двоюродный брат Вика (2 года 9 месяцев). Она хватала его за руки, за ноги, за голову, словно хотела убедиться — настоящий ли он. Смотрела на него внимательно, с любопытством, заявила, между прочим, что у него «не мужчинское имя». Потом вдруг спросила:
— А как выходят замуж?
На что Вика исчерпывающе ответил:
— Далеко…
Вика Раскин со своей мамой (1947 г.).
3 февраля 47.
Саша:
— Мама, Галя моему папе ведь падчерица, а почему же он ее любит?
(Это всё народные русские сказки!)
* * *
Саша мается:
— Ну как же выходят замуж? Вика говорит, что далеко. Но как, как? Галя, скажи, как выходят замуж?
Галя (неохотно отрываясь от книги):
— Замуж? Очень просто. Встретятся, полюбят друг друга, поцелуются, на радостях попируют, вина попьют. Вот и получается — вышли замуж.
4 февраля 47.
Шура, не без намека, прочел Саше такие стихи: «Красная рубашка, синие штаны, никому плохие дети не нужны».
Уязвленная, Саша придумала в ответ:
Синяя рубаха,
Карые (произношение няни Нюры) штаны,
Никому плохие
Мужчинцы не нужны.
Жарким шепотом говорила мне на ухо: «Как ты думаешь, папа догадается, что это — про него?»
* * *
Галя часто говорит о том, что будет писательницей. (Я говорила то же самое, когда мне было 9 лет.) На днях я нашла листок, на котором сверху было крупно выведено: «Пожар!» Насколько я могу судить, задумано, так сказать, большое полотно.
«Как-то летом стояла засуха, везде валялся (волялся) сухой мусор. У одного помещика (помещека) была хорошая усадьба. Сторожил ее сторож. И вот, в полночь, сторожу стало жутко и холодно. Он решил закурить. Сторож закурил папиросу и от нее упала искра. Но сторож ничего не видел. Он спал. Вдруг забили в колокол. Это запоздалый прохожий увидал пожар. Сбежалась молодежь (без мягкого знака). Подоспела скорая помощь, сторожа увезли…»
На этом рукопись обрывается.
* * *
Когда кто-нибудь приходит в гости, обе девочки словно с цепи срываются: орут, пристают, жалуются друг на друга: «Мама, Галя палец сосет!», «Мама, Саша ябедничает!», «Мама, Галя меня обзывает!», «Она сама меня обзывает!»
Отлупить их не могу — совестно перед гостем.
Попрошу тихим голосом — умолкнут на минуту, и снова.
Сейчас, вечером, когда Саша уже улеглась, я долго беседовала с Галей по всем этим поводам. Она смотрит довольно-таки недоумевающим взглядом и, кажется, искренно ничего не понимает.
10 февраля 47.
В квартире одна девушка по имени Мила избила свою старую тетку. Было много суматохи, звонили в милицию — Анисья Ивановна сидела у нас и плакала. Сегодня утром Саша проснулась, по обыкновению пришла ко мне, полежала немного, а потом задумчиво сказала:
— Мила — фашист!
Очень правильно.
* * *
Шура принес детям калейдоскоп. Первое, о чем спросила Саша, рассмотрев игрушку: «А как это можно испортить?»
У пушкиниста И. Л. Фейнберга Саша спросила (видя его благожелательное к ней отношение):
— Я вам нравлюсь, что ли?
Спросила без тени кокетства, очень просто и, видимо, с одной целью: установить истину.
* * *
Саша:
— Мама, ты не сердись, я хочу тебя спросить: чего ты выпучила глаза?
19 февраля 47.
Саша:
— Пирожные — это дети торта.
Она же:
— Папа, братья у всех бывают или только у хороших людей?
Читает уже довольно бегло.
* * *
Саша:
— Мама, подойди, я скажу тебе по секрету: я непременно буду волшебницей. И пусть папа не беспокоится, я сделаю так, что он снова станет хорошо видеть. Только ты пока ему ничего не говори.
22 февраля 47.
Уже неделя, как у Саши болит ушко. Извелась, плачет, плохо спит.
Шура прочел ей сказку об Оле-Лукойе. Теперь все мысли, все вопросы — о нем.
