представителей разведывательных и контрразведывательных служб в начале июля 1918 года. Участники совещания, проигнорировав присутствие делегированного ВЧК Блюмкина, распределили зоны ответственности таким образом, что для чекистов совершенно не осталось места.
После завершения заседания, основываясь на его решениях, нарком Троцкий и один из его ближайших помощников Аралов подготовили на имя председателя Совнаркома Ленина специальную записку, где в ультимативной форме потребовали передачи отделения контрразведки ВЧК в военное ведомство».
Аралов Семен Иванович (1880–1969). В 1902 году поступил вольноопределяющимся в 3-й гренадерский Перновский полк; в том же году вступил в РСДРП. Весной 1905 года отправлен на войну с Японией. В 1905 году дезертировал и вернулся в Москву; участник военной организации Московского комитета РСДРП. В 1914 году призван на военную службу прапорщиком; штабс-капитан. С января 1918 года — заведующий Оперативным отделом Наркомвоена РСФСР, с сентября — член Реввоенсовета (РВС) Республики. С 4 октября — член военно-революционного трибунала при РВС. С 5 ноября — руководитель Регистрационного управления Полевого штаба РВС. С июня 1919 года — член РВС 12-й и 14-й армий, Юго-Западного фронта. С 1921 года — в Народном комиссариате по иностранным делам: полномочный представитель в Литве, Турции, Латвии и Китае. В 1936 году арестован и приговорен к расстрелу, но в 1939 году освобожден. В июле 1941 года поступил в народное ополчение; в 1945 году — полковник интендантской службы. С 1946 года — на партийной работе; с 1957 года на пенсии.
Из автобиографии
«По приезде в Харбин приступил к революционной работе среди солдат своего полка. С подъемом революционного движения стал выступать на солдатских митингах в качестве агитатора… Весть об агитации какого-то прапорщика дошла до военного командования, и генерал Надаров приговорил меня заочно, не зная моей фамилии, к расстрелу. Пришлось скрываться по маньчжурским деревням и в небольших городах. А когда началась самочинная демобилизация, я вместе с волной солдатских масс, хлынувшей в Россию, направился в Москву».
Отметим, что оснований у Наркомвоена подозревать ВЧК в попытках монополизировать в своих руках всю сферу обеспечения безопасности армии, в том числе и борьбу со шпионажем, к этому времени было уже достаточно. Наиболее рельефно направленность политики ВЧК проявилась за несколько дней до указанного межведомственного совещания в ходе работы 1-го съезда чрезвычайных комиссий. На основе проведенного обсуждения, как раз в конце июня, Коллегия ВЧК приняла ряд принципиальных положений о деятельности своих местных аппаратов и создаваемых армейских ЧК. Так, в одной из них прямо говорилось: «Чрезвычайные комиссии являются высшим органом административной власти Советской России и берут на себя всю борьбу и охрану революционного порядка… „Наблюдение за иностранными разведчиками“ — такая новая задача ставилась руководством ВЧК своим органам на местах. Армейским же ЧК вменялась, согласно разработанной инструкции, борьба с контрреволюцией „во всех ее проявлениях, шпионажем, пьянством, преступлениями по должности… в армейской среде“» [83].
Вопрос о разграничении полей деятельности военной контрразведки и территориальных контрразведывательных органов будет не единожды подниматься и впоследствии, решаясь тем или иным образом.
Но вот — каприз истории. Как мы уже сказали, межведомственное совещание по вопросам организации контрразведывательной работы проводилось Наркомвоеном с 1 по 6 июля, а присутствие на нем «делегированного ВЧК» начальника отделения по противодействию германскому шпионажу Я. Г. Блюмкина было военными контрразведчиками «проигнорировано».
Именно 6 июля этот самый Блюмкин убивает германского посла графа Вильгельма Мирбаха, после чего начинается известный левоэсеровский мятеж, позволивший большевикам избавиться от своих последних союзников-конкурентов. Если бы чекисты были тогда приняты в «контрразведывательное сообщество», то, возможно, Яков Григорьевич в этот день сидел бы на совещании со своими коллегами и… история России пошла совершенно иным путем.
Впрочем, оставим догадки. После 6 июля ВЧК на некоторое время вышла из доверия В. И. Ленина и руководства партии большевиков («Задерживать все автомобили Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией» [84], — требовал вождь в своей телефонограмме в тот злополучный день), и вопрос о передаче чекистам военной контрразведки был снят с повестки дня… Более того, нарком Л. Д. Троцкий и заведующий Оперодом С. И. Аралов обратились к председателю Совнаркома с запиской, предложив передать все дела по военному шпионажу отделению Военного контроля, таким образом превратив его в единственный орган военной контрразведки в РККА. В состав отделения должен был войти и Отдел по военному шпионажу ВЧК, после чего функции ВЧК и отделения ВК Оперода строго разграничивались.
Этим планам немало способствовало и то обстоятельство, что в скором времени оказалась скомпрометирована Регистрационная служба Всероссийского Главного штаба. В конце августа ее руководство представило в Наркомвоен сообщение, из которого явствовало наличие якобы тайного соглашения между советским и германским правительствами начать совместные военные действия против стран Антанты. При этом в Петроград должны были войти немецкие войска, переброшенные из-под Киева по железной дороге. Понятно, что обнародование такой информации могло иметь непредсказуемые последствия, вплоть до объединенного вооруженного выступления всех оппозиционных большевикам патриотических сил — от левого до правого фланга.
Проверить сенсационные сведения было поручено руководителю отделения Военного контроля М. Г. Тракману. В ВГШ был изъят ряд документов — в том числе свежее английское разведсообщение, полученное, как утверждалось, агентурным путем. Но часть содержащихся в нем сведений оказалась «тождественна сообщениям сводки» ВГШ, а часть вообще имела ссылки на информацию Регистрационной службы. Стало ясно, что мистификация имеет «английские корни», военспецы ведут «двойную игру», сотрудничая с разведками Антанты.
Действительно, впоследствии выяснилось, что бывшие генералы — начальник ВГШ Н. Н. Стогов и начальник Оперативного управления ВГШ С. А. Кузнецов — принадлежали к антисоветской организации «Национальный центр», ликвидированной осенью 1919 года. Кузнецов был расстрелян, Стогову удалось бежать, он воевал у Деникина и Врангеля и умер в Париже в 1959 году…
* * *
И всё же контрразведывательные службы продолжали свою деятельность, следуя курсом, определенным июльским межведомственным совещанием. Более того, патриотически настроенные военспецы не просто стремились к совместной работе существующих спецслужб, но и считали необходимым создание единой системы для обеспечения безопасности государства — чтобы «ни одна пядь земли не оставалась бы без агентурного наблюдения». Для этого было необходимо поступаться ведомственными интересами. В частности, контрразведчики ВВС стали налаживать контакты с Регистрационной службой ВГШ — органом, руководившим борьбой с иностранным шпионажем в масштабах всего государства. 10 июля ВВС сообщил на места о переименовании своих «отделений по борьбе со шпионством» в «регистрационные отделения» штабов отрядов завесы — то есть контрразведка завесы признавалась составной частью Регистрационной службы Всероглавштаба. После этого была выстроена структура контрразведывательных органов: с 22 июля на каждом пропускном пункте, где местные жители проходили через демаркационную линию, был создан «пост Регистрационной службы» для контрразведывательной работы, а в августе регистрационные отделения штабов отрядов были подчинены соответствующим отделениям штабов участков завесы. Вдоль границы, предусмотренной Брестским договором, создавалась контрразведывательная сеть, позволявшая вести борьбу с австро-германской агентурой. Но, к сожалению, единства действий органов, составляющих эту сеть, добиться не удалось. Руководство ВВС давало на места указания по вопросам организации штатов, финансам и порядку взаимоотношений, тогда как в
