Беда с сосудами. Беда с ногами. Она, не любившая жаловаться на плохое самочувствие, нет-нет да и признавалась самым близким на репетициях своего творческого вечера, что она не может понять, что с ней происходит. То дома упадет, то на улице. Вдруг перестает чувствовать ногу, и она помимо ее воли подворачивается. Так ведь и разбиться можно…
Потом, увидев испуганное лицо собеседника, замолкала на какое-то время, а потом смущенно улыбалась:
— Я конечно же понимаю, что падения — моя вторая профессия… Побочная…
Она первая пыталась разрядить обстановку заливистым смехом.
— Все будет хорошо! Будем жить!
И мысленно сама себя корила за то, что пугает людей. Ну зачем волновать самых близких?
Мало ли она падала в своей жизни?! Еще в юности, пройдя два тура в музыкальное училище, за день до третьего подвернула ногу, да так, что и шагу ступить не могла. Студенткой музыкального училища при Московской консерватории она так и не стала. Судьба, сделав очередной виток, привела ее туда, где учились будущие актеры оперетты, — в Музыкально-театральное училище имени Глазунова.
Почему-то вспомнилась история с велосипедом. Сколько же лет ей тогда было? Пятьдесят? Пятьдесят пять? В общем, девушка уже не юная. В тот год они с Кремером купили велосипеды, отвезли их на дачу и благополучно отбыли на отдых в санаторий. Это отдельная история, связанная уже с ее мужем. Все дело в том, что как только они приезжали на отдых в санаторий ли, в дом отдыха — он на третий же день что-нибудь ломал себе. Тот год не стал исключением: он повредил сустав на колене. Боль адская, из дома отдыха к врачу не наездишься, пришлось возвращаться в Москву. Через какое-то время, когда чуть ли не ежедневное общение с медицинскими работниками прекратилось, решили поехать на дачу. Ну не сидеть же в городе, да еще летом.
— Тань, может, ты поездишь на велосипеде? — спросил он однажды.
— Не буду, не приставай ко мне с этим, — отмахивалась она.
— Почему?
— Не могу.
— В детстве же ездила?
— Да. Но я падала.
— Все время падала? — Кремер не отставал.
— Нет. Когда ровная дорога и сухая, я не падала.
В общем, муж уговорил. Села, поехала. И вдруг на дороге увидела маленькую лужицу и, вместо того чтобы объехать ее, почему-то проехалась по ней. И упала.
Второй раз отправилась уже по другой стороне дорожки. И опять по пути попалась лужица. И вновь падение.
Так продолжалось раза три или четыре. И почему-то всегда на ее пути встречалась какая-нибудь лужа, в которую она непременно падала.
Испугать ее чем-то было невозможно, единственное, кого она боялась, были мыши. Увидев даже самую крошечную полевку, она могла закричать и забиться в угол от страха.
Так что падения с велосипеда ее вовсе не испугали, просто разозлилась она на него сильно.
— Толюня, я больше не буду кататься.
— Почему?
— Ну сколько можно в моем возрасте валяться на дороге? — Чувства юмора ей было не занимать. — Я уж лучше за руль машины сяду!
Сказано — сделано. Окончила курсы вождения. Получила права и села за руль автомобиля. И до определенного времени получала удовольствие от вождения. Ездила быстро, иногда Кремер, сидя рядом с ней, не раз говорил: «Таня, не жми ты так сильно на педаль! Сбавь скорость! Не лихачь!»
А она как не умела медленно ходить, так и езду предпочитала быструю. Иногда нервы любимого мужа не выдерживали, и он пересаживался на заднее сиденье. А еще частенько подтрунивал над ней: «У нас две машины: одна для битья, другая для езды».
Первое ее «профессиональное» падение случилось летом 1956 года на летней эстраде ЦПКО им. Горького. После премьеры «Белой акации» наряду с песней об Одессе хитом, как бы сейчас сказали, стал номер Тони и влюбленных в нее Саши и Леши. «Ты помнишь, как хотели 4 апреля в Театр оперетты мы пойти? В театр мы не попали, билетов не достали». И ответ ее Тоськи «Ах, Лёша, ах, Саша, я признаюсь вам, что тоже изнываю от любви». Их трио пользовалось невероятной популярностью, и через какое— то время уже ни один концерт не обходился без него.
В тот день, едва она с актерами вышла на эстраду, как пошел дождь. Но зрители и не собирались никуда расходиться. Ее мальчишки спели: «Ты помнишь, как хотели», она спела свое: «Ах, Лёша! Ах, Саша!», и они втроем начали танцевать. И вдруг она, поскользнувшись на уже намокшей от дождя дощатой площадке летней эстрады, мало того что упала прямо в лужу, так еще и проехалась на животе вдоль всей сцены. Больше ни на одном из концертов этот номер столь оглушительного успеха не имел.
Однажды она не просто упала, а провалилась, причем в буквальном смысле этого слова. Это случилось на гастролях в Югославии, в Титограде (теперь это столица Черногории Подгорица), где на площади соорудили помост. Публика держалась настороженно-враждебно, и это понятно — ведь отношения СССР и Югославии были разорваны на много лет, а теперь с таким большим трудом восстанавливались. Она и ее партнер Николай Каширский исполняли номер из спектакля «Марица» — и вдруг во время танца под ней сломалось несколько досок. На глазах зрителей московская артистка провалилась в яму и застряла в ней.
«Ну, думаю, калека на всю жизнь, — хохотала она, вспоминая этот эпизод. — А Коля Каширский не сразу заметил, что со мной случилось. Он продолжал танцевать. И вот повернулся, увидел меня в провале — и на секунду остолбенел. Потом сказал зрителям: «Пардон!» Вытащил меня за руку, отряхнул — и мы дотанцевали номер под гром оваций. Концерт был спасен».
Умение относиться к определенным ситуациям, даже если они не всегда приятные, с юмором — это характер.
Уж чего-чего, а падений и на сцене, и за кулисами ей хватало.
И чаще всего это почему-то случалось на «Катрин». Однажды упала в самом начале спектакля. Первый выход Катрин. По мизансцене она по лестнице спускается на сцену и начинает арию:
Не зря мы взяли в руки саблю и ружье,
Саблю и ружье, саблю и ружье.
Должны очистить мы от нечисти жилье,
Старое жилье свое!
Спектакль идет уже много лет и, что вполне естественно, по лестнице она спускается, глядя не под ноги — она уже каждую ступеньку знает наизусть, — а на своих партнеров, стоящих на сцене, и на зрителей.
Что случилось в тот день, она так и не поняла: то ли осветитель не вовремя свет направил и ослепил ее, то ли каблук зацепился за ступеньку, а может, просто уже настроилась на арию — она всегда боялась, когда спектакль начинался с выходной арии, — и не заметила, что лестница еще не закончилась. В общем, она сделала шаг и не рассчитала. Думала, что уже сцена, а, как выяснилось, внизу была последняя ступенька. Оступившись, упала и подвернула ногу. Острая боль пронзила все тело. А ведь впереди ария, танец… Да и на сцене ей еще долго предстоит быть. Но, видимо, так уж устроен актерский организм, что в тяжелые моменты мобилизует все свои силы. Да и сами актеры — не вполне нормальные люди: думают в первую очередь не о собственном здоровье, а о том, как они будут дальше играть, ведь зрители купили билеты и пришли на них посмотреть. Свои сцены она доиграла, и к моменту ухода за кулисы ей уже показалось, что боль утихла. Очутившись в гримерной, увидела, что колено в крови. И первое, о чем подумала, — разбитое в кровь колено могли увидеть зрители, ведь на ней белые чулки. Вызванный врач сделал «заморозку» и… предложил отменить спектакль. Но она не согласилась. Хотя с трудом понимала, как она с такой болью будет танцевать фрикасе, — танец сложен по технике исполнения и со здоровой ногой, а с больной…
