Часто приходится слышать: вот вы, абхазы — дикари воровитые, даже апостола убили, украв у него деньги. А я на это отвечаю, что, во-первых, мы
— русские, а во-вторых, в те времена абхазы, или, правильнее, абазги, жили себе еще в Африке на территории современной Эфиопии. Затем они мигрировали через Красное море, Аравийские пустыни, Сирию, Ливан и так далее, на Северный Кавказ. Там и жили, пока не решили, покинув своих братьев — абазинов, поселиться на теплом берегу Черного моря.
А абхазами в средние века назывались грузины или какая-то часть их. Царица Тамара-то была «царица Абхазская»! Потом уже абазги из-за труднопроизносимости этого слова были переименованы в абхазов, но сами-то продолжали называть себя по-прежнему — апсуа. Интересно, что вместе с апсуа прибыли из далекой Африки и негры, решившие, видимо, попытать счастья вместе с белыми. Так и остались они в горных селениях Абхазии, не смешиваясь с белыми. Говорят они по-абхазски, считают себя «апсуа» — абхазами.
Многое из того, что я здесь сказал, взято мной из книги моего деда «История Абхазии». Большевики запретили ее, как идеологически вредную. Видите ли, абхазы «просочились» к нам из-за рубежа! А может, еще и завербованы были там Понтием Пилатом или царем Иродом! И книгу запретили, а деда — восьмидесятилетнего старца, почти слепого и глухого, заставили подписать брошюру-отречение: «О моей книге «История Абхазии». Там дед не своим слогом кается, что его книга — сплошное надувательство, навеянное идеологически вредным влиянием абхазских националистов.
Видимо, большевики — сторонники «местного» происхождения абхазов, руководствовались эпосом «Сказание о нартах», где в своеобразной форме рассказывается о происхождении абхазских богатырей — нартов, а от них, по-видимому, всего абхазского народа. А в этом эпосе сказано, что «мать народа» — Сатаней-Гуаша, как-то белила холсты на берегу реки Кубань. Затем, устав от работы, разделась донага и стала плавать на спине. А на другом берегу реки в это время находился пастух с романтическим именем — Зартыжв. Этот Зартыжв, увидев обнаженную даму, получил такое либидо, что стал кидаться в реку, пытаясь ее переплыть. Тем более, что Сатаней-Гуаша своими страстными криками призывала его к этому. Но, не тут-то было — сильное течение не позволяло влюбленному Зартыжву сделать это. Тогда, по обоюдной договоренности, Сатаней-Гуаша легла на берегу в соответствующей позиции, а пастух точным выстрелом из лука оплодотворил ее. До этого, конечно, проделав кое-какие манипуляции с наконечником стрелы и своим мужским достоинством. В эпосе, безусловно, об этом сказано несколько аллегорически, но для современного человека тут все понятно. Итак, абхазы не только местного происхождения, но и родоначальники искусственного осеменения, столь «модного» сейчас во всем мире!
Эти рассуждения, видимо, не давали покоя новым идеологам, и они не только заставили деда отречься от его «Истории Абхазии», но и написать перьевой ручкой и фиолетовыми чернилами заявление в родную партию: «…хочу участвовать в строительстве коммунизма, будучи в передовых рядах…» Значит, когда письменность своему народу создавал, он в «передовых рядах» еще не был…Знал ли сам дед, что он отрекся от труда всей своей жизни и примкнул к «передовым рядам», я теперь сказать не могу. Скорее всего, вожаки «передовых рядов» не стали беспокоить упрямого старца. И все сделали за него сами. Им не трудно помочь старику — они же «тимуровцы»!
Но я считаю «Историю Абхазии» единственно верной. Во-первых, потому, что больше «Историй Абхазии» никто не решался писать. Во-вторых, я утверждаю, что «учение моего деда всесильно, потому, что оно верно». Если мы семьдесят лет всей страной считали так про учение «инородца» Маркса, то имею же я право считать подобным образом и про учение моего родного деда!
Выходит, что ограбили и убили Симона Кананита не абхазы, или абазги, а дикари, которых эти же абазги прогнали, когда заселялись на территории нынешней Абхазии.
Вот такими притчами и рассказиками потчевал я свою юную подружку, или «пляжную» жену, выражаясь словами злых горских женщин. Мы купались в ледяной Псырцхе, пили за память Симона Кананита, сидя на камне-плахе, и частенько удалялись в заросли колючей ежевики. Нет, не только для того, чтобы полакомиться сладкой ягодой, которую согласно известной песне, «рвали вместе». Еще и для того, например, чтобы сменить мокрые купальные костюмы на сухие…
Как-то мы зашли на Ново-Афонский вокзал посмотреть расписание электричек. Гуляя вокруг вокзала, мы вдруг обнаружили, что идем по улице Гулиа. А я и не знал, что в Новом Афоне есть улица имени моего деда. И эта улица, вернее, ее название, неожиданно помогло мне.
Возле вокзала, прямо на путях двое местных мужиков тянули куда-то за руки русских девушек. Одной удалось вырваться, и она звала вторую:
— Рая, ну что ты? Идешь, или я одна пойду? — и в том же духе.
А эту Раю тянул куда-то местный мужик, внешне похожий на армянина. Рая и не шла с ним, но и не делала попыток вырваться. Второй мужик занял выжидательную позицию, и вся эта группа, стоя на путях, вяло препиралась.
Ира, увидев эту сцену, почему-то вышла из себя.
— Прекратите приставать к девушкам, оставьте их в покое! — крикнула она темным мужичкам, но те только рассмеялись в ответ. — Дикари кавказские, аборигены проклятые! — обругала их Ира, и «дикари» озлились. Непонятное слово «аборигены» они приняли за страшное оскорбление и в один прыжок оказались перед нами. Я загородил собой Иру и вспомнил весь запас бранных армянских слов. Вдруг несколько калиток на улице имени моего дедушки отворилось, и пять-шесть аборигенов, внешне почти неотличимых от первых двух, угрожающе расположились перед нами полукольцом. Дело запахло избиением. И тут, в безвыходном положении, я решил сыграть на названии улицы, где мы находились.
Я достал свой паспорт, который всегда носил с собой и раскрыл его на своей фотографии:
— Смотри на мою фамилию, вы живете на моей улице! Тронете меня или жену
— будете иметь дело с моим братом — начальником вашей милиции Иваном Гулиа, или с моим вторым братом — абреком Ленчиком Гулиа.
Армяне, приблизившись, прочли фамилию в паспорте, посмотрели на фотографию, и испуганно отошли назад. Им всем был хорошо знаком начальник поселковой милиции Иван. А абрека Ленчика они, к своему счастью, хоть и не знали лично, но наслышаны о нем были достаточно. В любой момент абрек со своей дружиной мог спуститься с гор и обложить их данью. Это, конечно, было пострашнее брани, которой по-армянски обложил их я.
Мой далекий родственник Ленчик, был хорошо известен в Абхазии своими подвигами. Как-то милиционеры обложили данью ресторан, анонимно принадлежащий Ленчику. Они каждый день наведывались туда и бесплатно обедали. Так продолжалось года два, после чего милиционеры нарушили какой-то договор. Тогда Ленчик разослал им открытки, где сообщал, что в его ресторане милиционеров два года кормили собачьим мясом. «Я всегда знал, что вы — собаки и два года кормил вас мясом бродячих собак!» — гласило послание.
