Пешков в пекарне Семенова напоминает искаженного Христа. Он постоянно проповедует им что-то громким голосом («Грохало»), читает им какие-то книги, поставив их на пюпитр, чтобы не мешали рукам готовить тесто. Он подбивает их на бунт против «хозяина», но так, чтобы они сами догадались взбунтоваться, сами вспомнили о своем поруганном человеческом достоинстве. О том, что в замысле своем они не просто «люди» Семенова, а «человеки», творенья.
С другой стороны, Семенов похож на Пилата, высокомерного римлянина, которого ужасно занимает этот странный пророк, явившийся в его булочную как будто для того, чтобы разрушить ее, потому что она от мира сего, а пророк несет с собой весть не от сего мира. Он понимает опасность этого человека и несколько раз грозит донести на него в полицию. Но не делает этого, медлит, как Пилат медлил отдать Христа на растерзание первосвященникам и римским солдатам. В присутствии Грохало Семенов вдруг становится сдержанней, даже вежливей. Он пьет уже не водку, а квас. Он интересуется книжками, которые Грохало читает работникам. Но главное: он постоянно выпытывает у него: чего он хочет? зачем явился?
Он чувствует за Грохало какую-то силу, «хозяйскую» волю. Семенов понимает, что такие люди способны подчинять себе людей и, стало быть, они тоже «хозяева жизни». В том-то и состоит парадокс повести «Хозяин», что не рабочие, а Семенов чувствует в Грохало родственную натуру.
Так Пилат допытывался у Христа: скажи, Ты — Царь? Христос отвечал уклончиво: «Ты говоришь». Так же Грохало уклоняется от споров с Семеновым, который не способен понять истины о Человеке. Кульминацией их отношений является предложение Семенова Грохало стать приказчиком вместо Сашки и отказ Грохало от столь лестного предложения. И тогда Семенов его понял. Это — не Хозяин!
Так и Пилат понимает, что Христос — не Царь. А Кто? — не понимает.
Решать местные религиозные вопросы ему, римскому наместнику, не с руки. Ему жаль Христа, но он умыл руки, отмывшись не только от будущей крови Христа, но и от всего того, что по его римским понятиям представляет для Пилата мало интереса.
Эту тему — надменного взгляда римлянина на иудейские религиозные проблемы — Фридрих Ницше развил в работе «Антихрист». Когда Горький писал «Хозяина», он уже знал эту страшную книгу и увлекался Ницше. Во всяком случае, портрет его Горький возил с собой и держал на своем рабочем столе.
Повесть «Хозяин» имеет немало евангельских намеков. Например, Семенов держит у себя стадо йоркширских свиней и любит их гораздо больше своих работников. Иногда он выгоняет их во двор и начинает кормить с руки булками, а потом наслаждается зрелищем того, как работники загоняют свиней в стойло. Эти свиньи несомненные евангельские бесы, которые вселились в свиней. Это грехи, которые душат Семенова: гордость, пьянство, жестокость, обман и, возможно, даже убийство.
Работники пекарни говорят о Семенове как о человеке глубоко падшем: «Он развратник, у него три любовницы, двух он сам мучает, а третья — его бьет. Он жаден, харчи дает скверные, только по праздникам щи с солониной, а в будни — требуха; в среду и пятницу — горох да просяная каша с конопляным маслом. А работы требует семь мешков каждый день — в тесте это сорок девять пудов, и на обработку мешка уходит два с половиной часа».
Кормить семеновских свиней (бесов) считается самым страшным наказанием для работников, хотя это не самая трудная работа. Именно этому наказанию и подвергает Семенов Грохало. Важно: за что?
Грохало, как и Христос, не вполне земной человек. Его тянет к небу, ему трудно жить на грешной земле.
«На земле жилось нелегко, и поэтому я очень любил небо. Бывало, летом, ночами, я уходил в поле, ложился на землю вверх лицом, и казалось мне, что от каждой звезды до меня, до сердца моего — спускается золотой луч, связанный множеством их со вселенной, я плаваю вместе с землей между звезд, как между струн огромной арфы, а тихий шум ночной жизни земли пел для меня песню о великом счастье жить. Эти благотворные часы слияния души с миром чудесно очищали сердце от злых впечатлений будничного бытия».
Грохало и работникам пекарни рассказывает об устройстве вселенной, чтобы возбудить мысли о вечном.
Подслушав эти беседы, Семенов вызвал Грохало к себе:
«— А ну-ка, профессор Грохалейший, расскажи-ка ты нам насчет звезд и солнышка и как всё это случилось.
Лицо у него было красное, серый глаз прищурен, а зеленый пылал веселым изумрудом. Рядом с ним лоснились, улыбаясь, еще две рожи, одна — багровая, в рыжей щетине, другая — темная и как бы поросшая плесенью. Лениво пыхтел самовар, осеняя паром странные головы. У стены, на широкой двуспальной кровати, сидела серая, как летучая мышь, старуха-хозяйка (это она по наущению ее любовника Семенова отравила бывшего мужа мышьяком. — П. Б.), упираясь руками в измятую постель, отвесив нижнюю губу; покачивалась и громко икала. В углу забыто дрожал, точно озябший, розовый огонек лампады; в простенке между окон висела олеография: по пояс голая баба с жирным, как сама она, котом на руках. В комнате стоял запах водки, соленых грибов, копченой рыбы, а мимо окон, точно огромные ножницы, молча стригущие что-то, мелькали ноги прохожих».
Этот полуподвал — сама преисподняя, в которой Семенов уже не Пилат, а сам дьявол в окружении своих слуг. Они смеются над пророком, хотят унизить, испоганить его.
«Я видел, что две рожи обидно ухмыляются, а мой хозяин, сложив губы трубочкой, тихонько посвистывает и зеленый глаз его бегает по лицу моему с каким-то особенным, острым вниманием…
— Ну, — будет, Грохало! Спасибо, брат! Очень все хорошо… Теперича, расставив звезды по своим местам, поди-ка ты покорми свинок, свинушечек моих». Семенов отсылает его к бесам.
Но когда работники пекарни подговаривают Грохало отравить свиней Семенова, он решительно отказывается. Можно объяснить это тем, что он в принципе против насилия, убийства. Но можно и тем, что для Грохало все, связанное с миром Семенова, имеет настолько мало цены, что с этим не стоит и связываться. Зло не в свиньях, даже если в — них сидят бесы. Зло в самих людях, в самих работниках пекарни. И не случайно, что, когда свиней все-таки отравили, бесы, покинув их, вселяются в пекарню. После убийства свиней среди пекарей по непонятному поводу вспыхивает грязная драка, люди как будто звереют.
«Дурная, застоявшаяся кровь, отравленная гнилой пищей, гнилым воздухом, насыщенная ядом обид, бросилась в головы, — лица посинели, побагровели, уши налились кровью, красные глаза смотрели слепо, и крепко сжатые челюсти сделали все рожи людей собачьими, угловатыми».
