Наступило шестое апреля, и мой доктор сообщил, что ребенок родится шестнадцатого, в пасхальный понедельник. Накануне вечером мы с Йеном смотрели документальный фильм о Нюрнбергском процессе, как вдруг он неожиданно повернулся ко мне и сказал: «Я не могу представить, что кроме нас здесь будет кто-то еще». Я с негодованием подумала, что тут и представлять-то осталось недолго! Я поднялась наверх в нашу комнату, рухнула на кровать — и у меня отошли воды. Йен вызвал скорую и отправил меня в больницу, но сам появился там только на следующий день, когда ребенок должен был уже вот-вот родиться. Я отчаянно трусила. От эпидуральной анестезии отказалась наотрез, но в остальном позволила колоть все, что они предлагали. Я кричала, ругалась и была так напугана, что, казалось, могла сделать что угодно, лишь бы удержать ребенка в себе. Когда все было кончено, Йен сказал мне, что в случае чего виновата была бы я одна, потому что я все делала неправильно. Я предпочла думать, что он просто не был готов к наплыву чувств, вызванных рождением ребенка. Вскоре страх Йена сменился радостью, и мы забыли об этом случае.
Натали была крохотной — меньше иного цыпленка, как сказал мой отец. Ее личико и ручки были как у Йена, только маленькими. Каждый мог догадаться, что это наш первый ребенок, потому что мы оба глаз с нее не сводили. Йен был в полном восторге. В те дни матерям советовали подольше оставаться в больнице, и все, казалось, шло хорошо — пока я не сказала Йену, что назавтра мы возвращаемся домой. Его лицо внезапно исказили испуг и тревога. Он ничего не сказал, и я продолжила разговор, притворившись, что Не заметила такой перемены. Когда следующим утром я Позвонила ему, чтобы попросить забрать нас из больницы, Трубку никто не взял, и на работе его не было. Моей маме с подругой не составило труда попасть в дом, так как Йен оставил входную дверь незапертой. Накануне вечером у него случился припадок и он разбил голову в кровь.
Для меня с Натали вскоре началась самая обычная жизнь, но Йен все время боялся, что с дочкой что-то случится. Он отказывался брать ее на руки, говорил, что у него может начаться припадок и он ее уронит. Поэтому он уделял ей не так много времени, как хотелось бы. Я просила его, чтобы он подержал Натали на руках хотя бы недолго, но он внушил себе, что это подвергает ребенка опасности. Однако припадки Йена никогда не были совершенно неожиданными: незадолго до приступа он чувствовал так называемую «ауру», Я заметила ему, что можно просто положить ребенка, если он почувствует наступление припадка, но он ответил, что не хочет рисковать. Я смирилась — в конце концов, он знал об этом гораздо больше меня. В итоге я должна была в одиночку присматривать и за Йеном, и за ребенком. Временами это утомляло и выводило из себя. Йен всегда ожидал увидеть дома готовый ужин, а если Натали плакала, когда я накрывала на стол, он даже не брал ее на руки. Я чувствовала, что он требовал от меня свою долю внимания, как капризный ребенок.
К маю 1979 года Joy Division стали все чаще играть в Ульме, в клубе Russel. Вообще, это был местный клуб для жителей муниципальных квартир; Тони Уилсон снимал его на один или два вечера в неделю, превращая в концертную площадку Factory. Место было унылое и как две капли воды походило на Маклсфилд, в котором Йен провел свою юность. Сотни черных окон взирали на автомобильную парковку у клуба, и я не могла отделаться от ощущения, что за мной наблюдали. Именно там состоялся особенно важный для меня концерт — тогда я впервые с рождения Натали куда-то выбралась.
Мы с Йеном приехали вместе и, после того как я поставила машину, подошли к двери клуба. У меня еще было лишних килограмма четыре после родов, но я сумела втиснуться в джинсы. Йен обнял меня, поцеловал и сказал, что очень мной гордится. По его словам, я выглядела как и прежде. Концерт был великолепен. Они играли лучше, чем когда бы то ни было, и обзавелись множеством поклонников. Я стояла в зале, восхищаясь своим мужем вместе со всеми. Мне казалось, что и я неплохо вписываюсь в эту новую жизнь. Я все еще находилась в счастливом неведении, уверенная, что гнетущий имидж и эмоциональные тексты — всего лишь часть выступления. Joy Division были близки к успеху, и я намеревалась посвятить себя мужу и ребенку, несмотря на мрачные прогнозы знакомых. Еще до рождения Натали мистер Пейп, мой бывший начальник в окружном суде Маклсфилда, высказывал опасения, что я не смогу удержать и Йена, и ребенка.
Не буду утверждать, что я не изменилась, став матерью. Моя жизнь не была больше сосредоточена на одном Йене. Появился маленький человечек, полностью зависящий от меня. Я всегда чувствовала ответственность за благополучие Йена, но, когда у нас родилась дочь, ожидала, что и он изменится и вслед за мной сделает ее частью собственной жизни. Не то чтобы я перестала заботиться о Йене, но на первом месте теперь стояла Натали, и, отказываясь помогать мне, Йен словно вынуждал выбирать между ними. Моя мама время от времени давала советы, например: «Сохнущие пеленки убирай заранее, чтобы он, приходя с работы, чувствовал себя желанным гостем».
Joy Division часто выступали в течение мая: раз в неделю, иногда два, и даже дали интервью на «Радио Манчестер», Йену было тяжело, так как он все еще работал в полную смену; доктор советовал ему ложиться пораньше и не переутомляться. 24 мая 1979 года мы вместе проводили тихий семейный вечер. Йен почувствовал недомогание, и один за другим последовали четыре припадка. Я никак не могла привести его в себя после четвертого приступа, поэтому позвонила маме и попросила присмотреть за Натали, а потом вызвала скорую помощь. Сознание вернулось к Йену в больнице, и он пролежал там несколько дней.
Скорую я тогда вызвала исключительно по наитию -в то время я знала об эпилепсии гораздо меньше, чем думала. Только лет через пять вышла книга, где я прочла: «Большой эпилептический припадок, при котором больной не приходит в сознание между тоническо-клоническими судорогами, требует немедленной медицинской помощи». После этого случая Йену назначили сканирование мозга в Королевском госпитале Манчестера. Оно могло выявить кисты, рубцы и повреждение кровеносных сосудов мозга, даже найти опухоль — но результаты были нормальными.
За весь июнь 1979 года у Йена не случилось ни одного припадка, и он старался осесть в относительном спокойствии семейной жизни. Мы жили неподалеку от Южного парка Маклсфилда; в теплые летние вечера мы клали Натали в коляску, брали Кэнди и отправлялись на прогулку Это было счастливое время — по крайней мере для меня.
Когда Мик Миддлс писал рецензию на концерт Factory в июльский номер Sounds, он, очевидно, уже слышал в музыке Joy Division то, чего не замечал прежде. Назвав их «сногсшибательными и волнующими», он продолжил:
