Долго оставаться на острове Невис фрегат Нельсона не мог, а потому история сохранила для нас несколько писем, которые влюбленный капитан писал своей избраннице из различных портов Карибского моря. В его письмах видны и глубина переживаемых чувств, и искренность, и забота о их будущем, в них и тоска разлуки, и мечты о скорой встрече. В них весь Нельсон!
«Быть связанным с Вами — моя заветная мечта. Что касается чувств, которые служат основанием для супружеского счастья, то есть настоящей любви и уважения, хочу Вас заверить — по отношению к Вам у меня их более чем достаточно».
«Какие могут быть развлечения, когда я — вдали от самого дорогого мне существа! Никаких! Уверяю Вас, все мое счастье исходит от Вас, и там, где Вас нет, — там я несчастлив. Каждый день, каждый час и каждое событие убеждают меня в этом. Я пишу, а сердце мое наполнено чистейшим и самым нежным чувством. Ежедневно благодарю Бога за то, что он предопределил мне быть с Вами. Он задумал это как благословение мне, и я уверен, что Вы не разочаруете его в этих благих намерениях. Единственно, о чем я сожалею, — это отсутствие состояния, то есть денег, да и то я желал бы их лишь для моей нежной Фанни. Но я не сомневаюсь, что, соединив нас, Всемогущий не оставит нас своей заботой и благословит все наши чаяния. Никакие опасности не остановят меня, я возьмусь за любое честное дело, чтобы достаточно обеспечить Вас и Ваших близких. И позвольте мне повторить снова, что я всегда буду считать дорогого Джосайю родным сыном».
«По мере того как вы ближе знакомитесь с моряками, вы чаще слышите, что разлука и соленые волны разрушают любовь. Так вот я — тот еретик, который в это не верит. Вот смотрите: с тех пор как я уехал от Вас, каждый день море выплескивает мне на голову ведер по шесть соленой воды, а результат совсем не тот, что предсказывают моряки. И если так пойдет дело, то Вам придется увидеть меня раньше намеченного срока. Сначала я переносил разлуку сносно, но теперь она делается почти нетерпимой, а дальше будет таковой уже без „почти“. Однако терпение — это добродетель, которую я буду воспитывать в себе, чего бы мне это ни стоило. Пока судно в ремонте, я живу в доме старших офицеров, а это значит, что с рассвета до заката здесь нет ни единой живой души, с которой можно было бы поговорить. Я думаю, Вы мне посочувствуете. Я никогда не любил сидеть в одиночестве, и как только моя каюта на „Борее“ станет пригодной для жилья, я помчусь туда — там хоть избавлюсь от москитов и меланхолии. Сейчас сотни этих вышеупомянутых пожирают меня прямо через одежду. Однако Вы найдете, что я выгляжу лучше, чем раньше, хотя ко времени нашей встречи я высохну, как египетская мумия, потому что жара здесь ужасающая. Правда, по вечерам я вышагиваю одну милю и не устаю, а весь день сижу в доме. Каждый день выпиваю кварту козьего молока и наслаждаюсь сном на английский манер, пытаясь спастись от москитов».
«Сердце мое стремится к Вам, оно с Вами, мои мысли заняты только Вами. Вдали от Вас меня ничто не радует; Вы для меня — все, моя дорогая Фанни. Без Вас мне не мил белый свет, поэтому в последнее время я не вижу в нем ничего, кроме неприятностей».
Как всегда, подходя к делу ответственно, Нельсон уже обдумывает дальнейшую жизнь и, понимая, что его средств явно не хватит, чтобы создать комфорт для привыкшей жить в достатке Фанни, решает вновь обратиться к дядюшке Уильяму Саклингу. Письмо Нельсона очень жалобное и даже униженное. Чтобы как можно больше разжалобить дядю, он упоминает, что Фанни сирота с двухлетнего возраста. Он восхваляет Фанни и свои чувства к ней. При этом упоминает, что в перспективе вернет дяде деньги, ибо Джон Герберт обещает после своей смерти завещать Фанни двадцать тысяч фунтов. Деньги у Герберта на самом деле есть, и не малые. Своим друзьям он не раз говорил, что сам в точности затрудняется сказать, каков его капитал. Позднее он оценил его в шестьдесят тысяч фунтов.
«Я думаю, господин Герберт все же согласится выделять Фанни двести-триста фунтов в год. Если Вы тоже не откажетесь давать — а я на это надеюсь, потому и называю сумму — по сотне в год в течение нескольких лет или дать тысячу фунтов сразу, то осчастливите пару, которая будет молить за Вас Бога всю жизнь. Такова ситуация с господином Гербертом, и я знаю, что, если просить у него сразу много, он вообще не даст денег. К кому же мне обращаться, как не к Вам? Не откажите мне в просьбе, иначе сердце мое будет разбито».
Письмо Нельсона Уильям Саклинг получил в самое неподходящее время: он в это время как раз сам надумал жениться на своей старой любовнице мисс Рамсей и поэтому был весьма стеснен в деньгах. Однако, верный своему слову, пообещал племяннику, что в случае его женитьбы с деньгами поможет.
* * *
Обещание Саклинга окрылило Нельсона, и он объявил о помолвке. Однако с этим делом пришлось повременить. Именно в этот момент адмирала Хьюза вызвали в Лондон и Нельсон остался на Подветренных островах старшим морским начальником. Отныне ему уже никто не мешает соблюдать Навигационный акт так, как он его понимает. Нельсон сам становится заложником своего служебного рвения.
На робкие сетования Фанни он говорит:
— Долг — это самое главное, что есть у морского офицера. Все личные интересы должны уступить место тому, чего требует долг, как бы это ни было горько.
Хотя письма Нельсона Фанни свидетельствуют, что отсрочка огорчает его не менее, чем ее: «Я стою на страже закона и, хотя все складывается так, как я хочу, боюсь, что все это задержит меня еще на следующие две недели. Хочется послать к дьяволу суда, захваченные мной, а вместе с ними и весь Американский континент».
В конце 1786 года на Подветренные острова прибывает фрегат «Пегас» под командой старого знакомого Нельсона принца Уильяма, которого отец отправил подальше от столичных соблазнов. Как старший морской начальник Нельсон отныне командует и принцем.
Едва «Пегас» поступил в распоряжение Нельсона, как он сразу же оказался втянутым в скандал между принцем Уильямом и его первым лейтенантом Шомбергом. Лейтенант тоже был из династии Ганноверов, а потому мог позволить себе непослушание даже особе королевской крови. Офицеры спорили между собой из-за каждой мелочи, причем если аргументы Шомберга всегда были вполне логичны, то принц спорил лишь из-за своего врожденного упрямства. При этом в выражениях его высочество не стеснялся. В конце концов дело дошло до того, что разобиженный Шомберг потребовал капитанского суда по поводу их конфликта с принцем-капитаном.
Узнав об этом, Нельсон пришел в ужас. Если суд состоится, то на нем всплывут многие недостатки и упущения принца (а в этом Нельсон нисколько не сомневался), с карьерой самого Нельсона будет покончено навсегда! Ведь согласно закону с момента поступления заявления на суд он должен был взять под арест обоих спорщиков вплоть до прибытия командующего. Ни король, ни его сын ему этого никогда бы не простили. Однако и требование Шомберга Нельсон игнорировать не мог, так как лейтенант поступал строго по закону и формально был прав. Пришлось действовать на свой страх и риск.
