Пусть это письмо написано не очень грамотно, но то,, что оно написано искренне, — не вызывает сомнения. Написано оно на потертой бумаге, старческим косоугольным почерком. Оно лежит под стеклом стенда «Кражи». А над стеклом висит фотография его автора — старика в тяжелой шубе с большой бобровой шалью. Полковников равнодушно смотрит в пространство, как будто смотрит и ничего не видит.
Полковников иногда «работал» под артиста, иногда под писателя — в зависимости от обстоятельств.
Он приезжал в гостиницу с фальшивыми документами, получал всегда один из лучших номеров и начинал знакомиться с жильцами.
Иногда, чтобы открыть нужную дверь, он крал ключи у портье, но чаще всего он пользовался своими многочисленными отмычками. Под его фотографией перечислены гостиницы, где он совершал кражи: «Москва», «Европа», «Балчуг», «Октябрьская» и т. д. А рядом на фотографии запечатлены краденые вещи; баулы, чемоданы, саквояжи.
К моему удивлению, среди изъятых у Полковникова вещей был и чемодан моего друга, украденный из гостиницы «Москва».
Николай Петрович Наседкин работал за много километров от Москвы и в столице был проездом, он уезжал в Кисловодск. Я дружил с ним уже много лет, но как часто бывает в жизни, — судьба разъединила нас. Он после института стал работать в угольной промышленности, а я остался работать в уголовном розыске.
Узнав о краже, я поручил одному из своих работников найти Наседкина и соединить со мной. Ждал я недолго. Примерно через полчаса раздался телефонный звонок.
— Мне бы начальника МУРа, — услышал я знакомый голос.
— Это я.
— Иван Васильевич, у меня чемодан стащили, а в нем путевка, дневники.
— А вы еще и дневники продолжаете вести?
— Продолжаю, Иван Васильевич.
— Так вот, — уже более дружелюбно сказал я, — приезжай сейчас в МУР и забирай свой чемодан, он стоит у меня в кабинете.
— Ты что — шутишь, что ли? — не поверил он.
— Нет, не шучу, приезжай и забирай. Если хочешь, я тебя и с вором познакомлю. Машину за тобой я уже послал.
И вот минут через пятнадцать мы встретились у меня в кабинете. Мы редко виделись, и уж коли выдался такой случай, правда не совсем удачный, нужно было поговорить.
Грустно становится, когда подступает старость, но что поделаешь. Наши головы уже отливали серебром, а лица покрылись глубокими складками морщин. Время брало свое. И с этим уже ничего нельзя поделать — так уж устроен этот мир.
Мы разговорились, я рассказал Николаю Петровичу о некоторых делах из моей практики, а он рассказал мне о своей работе, о годах, прожитых далеко от Москвы. Особенно мне запомнился его рассказ о работе в народном суде.
— .Это было в первый год Отечественной войны в Подмосковном угольном бассейне. Я работал тогда главным инженером. Немцы уже были совсем близко. Я получил, назначение в «Средазуголь». Донбасс уже был занят, и этот бассейн, как и Кузбасс, имел, большое значение для Родины. Я не буду тебе рассказывать, как мне удалось эвакуировать семью, — это ты и сам хорошо себе представляешь. Вагоны были забиты, ехали на крышах, но так или иначе я с детьми все-таки добрался до места назначения. Там война мало чувствовалась. Было тепло. Работали театры, кино, как в мирное время. Я получил назначение и поехал заместителем начальника управляющего на рудник в Киргизию. Рудник был в горах, в поселке — ни деревца, ни кустика, где бы можно было укрыться от жары. Но выжженное солнцем плато было настоящим угольным кладом.
Как и везде, здесь тоже был и суд и прокуратура. Вот с одним из заключенных у меня и вышел судебный казус.
— Какой судебный казус мог произойти у тебя с заключенным? — перебил я его. — К тому же ты не судьей работал, а главным инженером?
— А ты выслушай и не перебивай. Живу я, значит, неделю, другую, работаю. В один прекрасный день, кажется, в конце августа или начале сентября, пригласили меня на общее собрание работников рудоуправления. Речь шла о выборе народных заседателей. Дотошные кадровики вычитали в моем личном деле, что я два года учился в юридическом, и выдвинули мою кандидатуру в народные заседатели. Был избран. И тут приключился казус, о котором я и хотел рассказать. Что случилось — на всю жизнь, наверное, останется в моей памяти. Лидочка К. была очень молодым судьей и к тому же очень интересной женщиной, она только недавно окончила юридический факультет. Муж ее был на фронте. Лидочка была веселой и обаятельной. Когда она выходила в совещательную комнату для вынесения приговора, всегда шутила: «Вот, милые, я в вашем распоряжении».
И хотя право высказывать мнение по закону сначала принадлежало заседателям, им пользовалась Лидочка. Так было много раз. И я не задумывался о нюансах судебных процессов, которые всякий раз могли изменить ход процесса и приговор. Давление, жестокие инструкции, форма, а не существо — вот что господствовало в суде. Но я тогда не имел юридического опыта. И все было бы как и раньше, если бы не одна случайность.
Вернувшись из командировки, я узнал, что Лидочка больна и что просила меня зайти к ней. Я исполнил ее просьбу и пошел к ней на квартиру.
Она лежала в кровати, а рядом сидела старушка мать.
Лидочка вытащила из-под папки лист бумаги и сказала:
— Неприятность, Николай Петрович. Вот прочитайте определение областного суда.
Я прочитал. Приговор областной суд отменил, так как под ним не было подписи судьи.
— Забава и все, — рассмеялся я. — Это же простая формальность.
— Да, приговор отменен и так позорно для меня. Теперь нужна опять рассматривать это бандитское дело, но уже в новом составе. Это значит, что вы будете рассматривать дело, Николай Петрович.
— А сколько вы этому бандиту дали?
— Пять лет, — ответила она, — но думаю, что мало. Посмотрите на это страшилище. Хотела больше дать — заседатели заупрямились.
— Виноват он или нет? — спросил я Лидочку.
— Рабочие рудника говорят, что не виноват, — и она взяла на прощание мою руку.
Я стал выполнять обязанности судьи. Прочитал уголовный и процессуальный кодексы, многочисленные разъяснения и почувствовал себя подготовленным, полноценным судьей.
В начале недели я стал рассматривать дело «бандита» из лагеря. Этот человек за месяц до освобождения из лагеря разбил голову одному заключенному. А потом, когда его поместили в изолятор, сломал решетку и попытался бежать. Вроде, на первый взгляд, Лидочка правильно вынесла приговор. Но меня смущала анкетные данные и приговор, по которому Х. отбывал предыдущее наказание. Он был бригадиром транспортной бригады под Казанью, никогда ранее не судился. Имел двоих детей.
