В понимании Марин Ле Пен, «Европа Отечеств» представляет собой свободную конфедерацию национальных государств, сохраняющих значительную долю своего суверенитета. В этом качестве она противостоит модели Европейского Союза, которая «означает разрушение культурной составляющей, разрушение ценностей, разрушение национальной идентичности». С точки зрения Ле Пен, ЕС представляет собой тоталитарную систему (поэтому она часто называет ее Европейским Советским Союзом), управляемой технократами, стремящимися к максимальному уравниванию всех народов, входящих в ЕС, невзирая на национальные особенности.
«Все должны покупать одни и те же товары. Ни у кого не должно быть собственных товаров, никаких собственных брендов… Во имя прав человека Еврокомиссия и брюссельские технократы заставляют нас делать все более и более безумные вещи, все более и более отдаляясь от наших традиционных ценностей».[110]
Однако «Европейский Союз Социалистических Республик» несовместим с ее европейским идеалом. «Я желаю краха ЕС, который сделает возможным возвращение к Европе Отечеств», — заявляла она перед парламентскими выборами 2012 г. — «Я привержена европейским ценностям более, чем кто-либо… Но я хочу возвращения к Европе Отечеств, в которой будет возможно истинное сотрудничество между нациями».[111]
Крах ЕС в его нынешнем виде, по мнению Марин, неизбежен — и связан с коллапсом зоны евро, о котором она говорит начиная с 2002 г. «На протяжении 10 лет не сбылось ни одно обещание, которые нам давали вводя в обращение евро, единую валюту. Итог не подлежит обжалованию: взрывной рост цен, безработица, делокализация производства, внешний долг».[112]
Однако прежде, чем единая европейская валюта рухнет, похоронив под собой экономику европейских стран, Франция, по мнению лидера НФ, должна выйти из зоны евро, нахождение в которой слишком дорого обходится французам. «Франция уже влезла в долги на 60 млрд. евро, чтобы помочь выбраться Греции, Ирландии и Португалии», — заявляет она.
«Для начала нужно согласиться с тем, что евро, как денежная единица, умерла. И надо перестать спасать ее с помощью планов, которые пагубно влияют на простых людей, загоняя их в долговую яму. Нам нужно вернуться к национальной валюте, и наша экономика будет расти», — подчеркивала Марин в интервью израильскому каналу Jewish News One.[113]
Предлагаемый выход — возвращение к французскому франку. Это возвращение, по мысли Марин, должно сопровождаться «фискальной революцией», т. е. отменой закона № 73-7, известного также под именем «закона Помпиду-Жискара». Этот закон, регулировавший деятельность Банка Франции с 1973 г., является одним из наиболее дискуссионных во французской политической и медиа-среде[114]. По ее мнению, из-за этого закона спекулятивный капитал и крупные частные банки имеют монополию на кредитование государства. «Благодаря закону 1973 г. подтвержденного Европейским договором(Маастрихтским, — К. Б.)рынки(капитала)и банки получили монополию на финансирование государства. Наша зависимость от рынков становится все сильнее…». Она предлагает вернуть Банку Франции право кредитовать государство по очень низкой или даже нулевой ставке[115]. Для большего эффекта Марин называет этот шаг «национализацией Банка Франции», хотя последний и так не является частным банком, как, например, ФРС США.
Возвращение к франку и отмена закона Помпиду-Жискара помогут Франции освободиться от диктата финансовых рынков, разоряющих страну. Марин приводит конкретные цифры: за последние 35 лет государственный долг Франции увеличился на 1700 миллиардов евро, при этом государство выплатило только по процентам частным кредиторам 1400 миллиардов евро. «Простой подсчет показывает: если бы мы не вошли в эту спираль, наш внешний долг был бы сейчас совершенно незначителен», утверждает Марин.[116]
(Стоит отметить, что в критике закона № 73-7 Марин Ле Пен солидарна со своим оппонентом, кандидатом Левого Фронта Жан-Люком Меланшоном, который также подчеркивает, что без «незаконных» процентов частных кредиторов долг Франции достиг бы к концу 2008 г. всего 21, 4 млрд. евро).
В экономической сфере Марин Ле Пен является сторонницей протекционизма, который, как она подчеркивает, не тождественен автаркии. «Наша позиция заключается в том, чтобы избегать крайностей — как бы ни пытались наши оппоненты заставить в это поверить — и предполагает выбор среднего пути» (между режимом свободной торговли и автаркией, — К. Б.)
Одним из постоянных объектов ее критики являются т. н. «Четыре свободы» (англ. Four freedoms), лежащие в основе европейской экономической интеграции (свобода перемещения капиталов, товаров, рабочей силы и услуг).
«Мы никогда не перестанем повторять: свободное перемещение граждан — это иммиграция; свободное перемещение умов — это эмиграция; свободное перемещение капиталов — это спекуляция, и, наконец, свободное перемещение товаров — это деиндустриализация», — заявляла Марин, еще будучи вице-президентом НФ в 2010 г.[117]
В лице Марин Франция получила одного из наиболее бескомпромиссных противников либеральной экономической модели. В общем и целом, она разделяет взгляды Мориса Алле(единственного французского экономиста — лауреата Нобелевской премии), который пытался привнести в экономическую науку моральную компоненту и занимался проблемой сочетания экономической эффективности и справедливости в распределении доходов.[118]Алле крайне пессимистически оценивал экономическую роль Маастрихтского договора, единой европейской валюты и самого процесса глобализации[119]. Марин немало почерпнула из теоретического наследия Мориса Алле — и это следует иметь в виду, анализируя экономическую программу модернизированного НФ. В конечном счете, критика глобализации (мондиализма) и единой европейской валюты, так часто звучащая из уст президента Национального Фронта, уходит корнями в труды Алле « Битвы за Европу», « Налог на капитал и денежная реформа» и др.
Взгляды Мориса Алле часто называют «либерально-социалистическими». Либерализм Алле заключался в том, что он всегда утверждал: эффективной может быть лишь конкурентная экономика, и приводил веские аргументы в пользу тезиса о неэффективности системы централизованного планировании и управления экономикой. С другой стороны, он был глубоко убежден, что экономика, будучи частью социального целого, не может быть самоцелью. Ее основная задача — удовлетворение человеческих потребностей. Поэтому критерием экономического прогресса следует считать не рост валового национального продукта, а рост чистого потребляемого дохода на душу населения. Говоря об этических нормах нашего времени, Алле и имеет в виду прежде всего свободу и достоинство человека, обеспечение социально приемлемых условий жизни в обществе при важной, но четко определенной роли государственных институтов. Вряд ли такая позиция может быть названа либеральной.[120]
