«Но в какой стороне порт? Куда вести катер?» Всматриваясь в пустынное море, Гавриил заметил что-то, похожее на очертания берега. «Там может быть только чужой берег». Гавриилу казалось, что он решил верно: по времени корабль должен быть ближе всего к чужому берегу. Да об этом говорил и Буша. Через полтора-два часа он собирался там пообедать.
Гавриил переложил руль так, чтобы предполагаемый берег остался позади, за кормой. Он не был твердо убежден, что идет к дому. Сумерки сгущались. Темнело небо. Как же точно определить курс? По компасу. Но он поврежден: автоматные пули, уложившие рулевого, разбили и компас. Да этим верным надежным прибором Гавриил все равно не смог бы воспользоваться. Он не знал, как это делается. Не умел определять путь и по небесным светилам. С досадой подумал: «Я очень плохой моряк».
Видимость ухудшалась. Темнота со всех сторон наступала на одинокий катер. Матрос не выпускал из рук штурвала. «Что-то сейчас делают товарищи? Наверное, ищут».
Вдруг Гавриил увидел прямо перед собой гору. «Сбился с курса? — Почувствовал, как похолодела спина. — Но почему нет огней? Если это тот город, к которому направлялись предатели, должны быть видны огни!» Еще раз повернул руль влево…
Много часов минуло с той поры, как «Гром» покинул свой порт. И вот вдали высоко над водой мелькнул одинокий огонек. На этот незнакомый маяк Гавриил и направил корабль. Потом огни почему-то показались и внизу. Они приближались, светились все ярче и ярче, и Гавриил напряженно вглядывался в эти манящие огоньки. И вдруг он узнал родной город. Узнал «Башню ветров». На ее вершине горит огонь, указывая кораблям верный курс. «А гора, на которую чуть было не налетел, могла быть только „Островом рыбаков“. Далеко же я удалился».
Теперь он уверенно вел корабль на свой маяк — «Башню ветров».
И чем ближе был порт, тем тревожнее чувствовал себя Гавриил. Он не умел швартоваться, боялся, что от сильного удара о пирс «Гром» может пострадать. Как же быть? Некоторое время он водил катер по кругу близ базы. «Должны же меня увидеть с берега и подойти на шлюпке». Но шлюпка не появлялась. Впереди стояла хорошо освещенная шхуна. К ней и направился Гавриил. «Эх, сбавить бы ход до малого, да не умею». Бросил якорь. «Гром» закружился на месте.
— Эй, на шхуне! — громко закричал Гавриил. — Подойдите ко мне на шлюпке!
На темной глади бухты показалась движущаяся шлюпка. Она приближалась. Гавриил узнал стоящего на носу Кедра. Командир прыгнул на палубу.
Гавриил почувствовал страшную усталость. Он присел на палубу и, указывая на каюту, тихо сказал:
— Срочно позовите врача, Красавец там. Он жив!
— Какой Красавец? Куда вы ходили? Что все это значит?
— Сейчас расскажу. — Гавриил поднялся на ноги. — Все, как было, расскажу… Врача! Срочно врача!..
Никто не перебивал Гавриила. Иногда он делал паузу, прислушиваясь к доносившимся с берега голосам. Там, как видно, собралось много народу.
— Красавец вспоминал какого-то Тигра.
— Тигр, Тигр, Габа-Тигр, — повторял командир. — Ты, Митко, совершил подвиг. — И он обнял Гавриила. — Иди отдыхать! Габу-Тигра задержат!
* * *
Габу-Тигра задержали на государственной границе, у небольшой бурной речки, которую он пытался переплыть.
Шторм в Баренцевом море — явление обычное. Выйдешь из базы при ясной, солнечной погоде, и вдруг где-нибудь между полуостровом Рыбачий и мысом Нордкап начнется свистопляска. Даже летом, в июле, может неожиданно повалить снег, и тогда закрутит, засвистит пурга. Так случилось и на этот раз.
Шторм начался неожиданно. Эскадренный миноносец совершал учебный поход. Зарываясь острым форштевнем в бушующие волны, корабль упорно шел вперед, туда, где серое, взлохмаченное море словно слилось со свинцовым, безжизненным небом. Вода гуляла по кораблю, шлифовала, мыла палубу.
— Спущусь в машинное, — бросил замполит Терехов. — Посмотрю, как там ребята. Все же новички. Укачало, небось.
— Ребята крепкие, привыкнут. В штормягу быстро оморячатся, — сказал командир.
Держась за поручни, Терехов спустился с мостика и, окаченный с головы до ног, быстро скрылся в люке, прикрыл за собой тяжелую крышку. Вот оно, машинное отделение. Ритмично гудят турбины. Пахнет горячим мазутом и маслом. Жарко. Моряки следят за приборами, которых здесь множество. Балансируя по уходящей из-под ног палубе, переходят с места на место, проверяют исправность механизмов и приборов. Ни одного лишнего движения.
В годы войны Терехов сам был машинистом и поэтому людей этой специальности особенно уважал. А к своему земляку, старшине группы Алексею Гридневу, донскому казаку, питал особую симпатию.
— Жарковато у вас, — громко произнес Терехов.
Гриднев быстро обернулся.
— Тепленько, товарищ капитан третьего ранга… Злится Баренцево. Вон как качает!
— Ералаш. Как говорится, света белого не видать. Ну как молодые? Не укачались?
— За работой шторм не страшен. Главное, не надо о нем думать, тогда и не укачает.
— Рецепт проверенный, — поддержал замполит. — На себе испытал. — Ну так вот, товарищи машинисты, скоро корабль придет в заданный квадрат и начнет поиск подводной лодки. Помните: выполнение учебной задачи зависит во многом от вас.
— Не подведем, — уверенно бросил Гриднев.
Терехов неодобрительно покачал головой:
— Хоть вы все и отличники, но зазнаваться рано, Рано…
* * *
Сдав вахту, Алексей Гриднев пошел отдохнуть. Поднявшись по трапу, он открыл люк и только было высунул голову, как его с головы до пят обдало холодным душем.
После жары в машинном здесь, наверху, было холодно. Вдруг налетевшим порывом ветра и накатом волны сорвало вентиляционный раструб и со звоном покатило по железному настилу. Гриднев, забыв, что инструкция категорически запрещает во время шторма выходить на палубу, в мгновение выскочил из люка, успел схватить раструб. Но новый шквал сбил его с ног. Гриднев больно ударился о кнехт и все же ловко поднялся на ноги. До люка было всего несколько шагов. Но волна, та самая, которую называют «девятым валом», сбросила старшину в море. Все произошло молниеносно.
Очутившись в ледяной купели, Гриднев с ужасом увидел удаляющийся корабль.
— Полундра! — это было единственное слово, которое пришло в голову.
Эскадренный миноносец уходил все дальше в бушующее море. Сердце Гриднева судорожно сжималось. Он кричал, но голос его гас, подобно зажженной на ветру спичке. А море бесновалось, пенилось, бурлило. Гриднев пытался плыть. Был он первоклассным пловцом. Еще мальчишкой легко перемахивал Дон — туда и обратно без отдыха. В соревнованиях по плаванию Алексей не имел соперников среди колхозных ребят всей округи. Но в Баренцевом море долго не поплаваешь.