— Конечно же, поможем, девчата, — заверяю я и поручаю зампотеху Торбе облегчить им труд.
Сообразительные механики Забелин и Шакин приспосабливают для газгольдеров обыкновенную лебедку. Получилось просто и надежно.
С парашютами сложнее. Ведь через строго определенный инструкцией срок парашют должен быть проверен, просушен, переложен от слеживания. Работа, что и говорить, ответственная, требует не только знаний, но и большого практического опыта, точности и любви к делу, к своим товарищам, которые доверяют тебе жизнь.
Доверенное лицо у нас по этой работе — парашютоукладчик Илья Тарасов. Воздухоплаватели знают: не было и не будет случая, чтобы уложенный им парашют не сработал. Но для большей уверенности и спокойствия в воздухе мы, посоветовавшись с Тарасовым и Торбой, решаем, что лучше укладывать парашюты в тылах дивизиона — на Яшумовом переулке, в бывшем музыкальном техникуме, куда мы переехали с тылами. А для доставки их в отряды выделить машину.
Хозяйственники капитана Шальопы изготавливают удобный [83] передвижной командный пункт (ПКП) на шасси автомобиля ЗИС-5. Плотники Миронов и Панов отделывают его изнутри. На ПКП есть все необходимое для оперативной работы — и телефонная, и радиосвязь, и планшеты, и документация. Даже электрическое освещение провели. Здесь же хранится и наше Боевое Знамя.
Этот ПКП пройдет с нами от Невы до самых берегов Эльбы.
* * *
И вот генерал Жданов ставит нашему дивизиону боевую задачу:
— Двумя отрядами и одним звеном работать с двенадцатым и четырнадцатым гвардейскими и семьдесят третьим артполками. Они нанесут удар в направлении Красного Села, Рошпи и Пушкина. Одним отрядом и звеном обеспечить наступление второй ударной армии с ораниенбаумского плацдарма на Ропшу, Дятлицы. Командному пункту передвигаться вместе с КП корпуса…
Близи гея, близится долгожданный день. Это заметно даже по настроению, какой-то особой подтянутости людей. Многие воздухоплаватели дивизиона вступают в ряды Коммунистической партии. Членами ВКП(б) становятся моторист Лещенко, связист Шувалов, воздухоплаватели Ферцев, Грановский, Крючков. Вступают в комсомол связист Васин, шоферы Разгуляев, Королев и многие другие.
И все-таки на душе беспокойно: вдруг что упустил, недоглядел, не проверил?.. Ведь какие события подступают! Решаю съездить в отряд Кирикова. Заодно прихватываю с собой запасную оболочку и газ в баллонах.
По льду Финского залива добираться приходится ночью, с затемненными фарами, и потому очень осторожно — можно угодить с машиной в воронку от снаряда. А воронок этих и справа, и слева — тут уж гляди в оба…
В отряде Кирикова, как обычно, порядок. И люди, и техника в полной боевой готовности. Все ждут сигнала к бою.
И тут мне на ум приходит, что ведь где-то здесь, в районе 2-й ударной армии, корпус генерала П. А. Зайцева. А что, если повидаться с ним? Поговорить о завтрашнем дне…
По рации выхожу на связь со своим штабом. И. Карчин, вновь назначенный начальник штаба, сообщает, что все отряды специальным донесением доложили о готовности. Уверенный, деловитый его голос сквозь легкие потрескивания эфира приглушает мое беспокойство. Все вроде складывается [84] так, как и должно быть. Но к генералу Зайцеву ехать я все-таки не решаюсь — как-нибудь потом…
Не доведется мне повидаться с генералом. В самых жестоких, самых отчаянных боях на Невском пятачке ни одна пуля не задела Пантелеймона Александровича, а вот под Нарвой погибнет генерал смертью храбрых.
Много лет спустя мы придем отдать долг нашему командиру, и я спрошу у служащей Александро-Невской лавры:
— А где захоронен генерал Зайцев?
— Вот там, на пятачке, — ответит она, и я даже вздрогну от этого слова «пятачок». И действительно, рядом с собором, где захоронены прославленные русские полководцы и герои нашей истории, отведен среди деревьев пятачок — там покоятся герои недавнего прошлого.
За оградой трехметровый обелиск, на нем надпись:
Генерал-майор
ЗАЙЦЕВ Пантелеймон Александрович,
1898 года рождения.
Убит — 1 марта 1944 года.
Сорок шесть лет было нашему генералу. Не дожил он до Дня Победы.
…Но пока еще январь сорок четвертого. Утром 14 января тысячи орудий и минометов начнут артподготовку с ораниенбаумского плацдарма, а мы, как при прорыве в январе сорок третьего, вступим в боевую работу чуть позже. Кромешная снежная пелена, ветер — погода для аэростатов негодная. Не работала первый день и авиация.
15 января в 9 часов 25 минут — огневой удар артиллерии 3-го арткорпуса и 42-й армии со стороны Пулкова. 2300 орудий и минометов работают на семнадцатикилометровом участке. Сто минут они крушат вражеские укрепления, доты и дзоты.
Погода здесь, в отличие от других районов города, сносная, работать можно и воздухоплавателям, и тут мы на высоте! Особенно перед фронтом, где наступает прославленный 30-й гвардейский корпус генерала Н. П. Симоняка.
Артиллерийский удар настолько эффективен, что стрелковые части к исходу дня продвигаются на пять километров.
16 и 17 января наши части штурмуют опорные пункты в направлении на Пушкин. Разрушать дворцовую часть [85] города артиллеристы не хотят, а наблюдатели с аэростатов приходят на помощь — переносят огонь в необходимое направление. Они непрерывно находятся в воздухе, спускаются на землю лишь для смены экипажей.
А мне приходит приказ о передислокации отряда Шестакова на аэродром у Пулковских высот. Срочно выезжаю в штаб артиллеристов, который расположен в конце проспекта Стачек. Вижу там аэростат в воздухе. Фашисты бьют по батареям, которые в городе, бьют по аэростату из дальнобойных орудий. Здесь и там, в дыму и грохоте, рвутся снаряды, разрушая дома, сея по проспекту осколки и смерть. Цепочка бойцов невдалеке жмется к стене дома. Я тоже вылезаю из машины и спешу в ближайшее укрытие.
И тут из-за угла не спеша, по-деловому, гляжу, выходит человек с метлой. На нем фирменный фартук, на груди — бляха. Ба, да это дворник!
Усердно помахивая метлой как ни в чем не бывало, он основательно сметает осколки и прочий мусор. И удивительное дело, сколько же сразу уверенности придает он всем нам таким вроде бы неприметным своим подвигом! Именно подвигом — ведь никто ему не приказывал мести под обстрелом. Казалось бы, сиди себе на здоровье в бомбоубежище, зачем понапрасну рисковать жизнью?
Но нет, если подумать, то совсем уже не таким напрасным и неоправданным окажется риск этого неизвестного труженика, ленинградца…
18 января 12-му гвардейскому артполку приказано обеспечить штурм Вороньей горы, той самой горы, откуда гитлеровцы руководили обстрелом Ленинграда из дальнобойных орудий. Командир полка Потифоров выдвигает вперед два передвижных артдивизиона с аэростатом Шестакова. В воздухе поочередно Битюк, Ольшанский, Гречаный. И на рассвете другого дня гвардейская дивизия полковника Щеглова поднимает над Вороньей горой красный флаг.
