Полюбили дети нового учителя — ласкового, душевного, большого выдумщика на разные забавы. То раскроет перед ними страницы прошлого их родины, то расскажет о славных делах народных защитников — отважных гайдуках, то учит их петь, то соберет в поле и устроит игры в солдаты, а в жаркие дни поведет мальчишек к реке Стряме купаться. И сам не отстает от них: в играх ли, в плаванье, в прыжках через препятствия. Только и слышат от него мальчата: «Смелей, смелей, в жизни все пригодится!»
Любил Левский детей. Один из его современников рассказывал:
«...Неожиданно к дедушке Николе пришли гости. Левский был среди них. Дети, встретив гостей, снова взялись за горячие игры. Во дворе поднялся шум. Бабушка, чтобы успокоить, крикнула: «Молчите, турок идет!» Сразу стихло. Тогда Левский сказал: «У вас, бабушка, такие хорошие дети, смотрите, как они весело играли. И пусть играют, растут вольно и развивают свои мышцы, пусть крепнут для вашей утехи и защиты. Не пугайте их, не отнимайте у них детскую свободу. Не внушайте им страх, пусть будут смелыми, мужественными. Такие люди нам нужны. Пугливые и малодушные не способны постоять ни за себя, ни за братьев своих. Вы пугаете детей и этим воспитываете в них рабство, учите безропотно переносить его». Затем Левский позвал детей. Перепуганные, они стояли, опустив глаза, сжавшиеся, молчаливые. Левский поглядел на них и заметил: «Вот до чего доводит страх!» Приласкав детей, он сказал им: «Играйте, бегите на волю и турка не бойтесь». А когда дети ушли, обратился к взрослым: «Перестаньте учить детей, как бояться турка. Учите их, как освободиться от него».
Село Войнягово, где учительствовал Левский, расположено у подножья Средна-горы, в двух часах хода от Карлова. В далекие времена это было привилегированное «войнишко» — село, дававшее воинов турецкому султану. В таких селах менее чувствовалось турецкое господство. Привыкшие к относительной свободе, жители этих селений и после отмены привилегий сохраняли дух независимости и воинственности. Войняговцы слыли людьми смелого нрава. К ним без опаски спускались с гор гайдуки и находили радушный прием. Да и сами войняговцы пополняли гайдуцкие отряды.
Может быть, это и привлекло Левского в Войнягово — старое гайдуцкое гнездо. Где, как не здесь, искать тех храбрецов, которые понадобятся для будущих дел.
И Васил начал исподволь готовить войняговских юношей: то сорганизует их в кружок военной гимнастики, то незаметно заронит в них думку о том, что есть у человека нечто более высокое, чем забота о хлебе.
Бывавшие у Левского в Войнягово говорили, что у него тогда в числе других книг имелась и книга Юрия Венелина «Критические исследования об истории болгар». Эта книга, по выражению болгарского историка Миларова, «воспевала минувшие судьбы некогда славного и блестящего племени, в противоположность его современному унижению и ничтожеству; она дышала любовью, воодушевлением и поэзией; она высказывала пророческие надежды на пробуждение и возрождение этого племени и стремилась завоевать ему достойное место в кругу братских славянских и других племен» [29].
Огромно было влияние на пробуждение национального сознания среди болгар трудов Юрия Венелина. Его «Древние и нынешние болгаре» и «Критические исследования об истории болгар», а также его заметки «О зародыше новой болгарской литературы» совершили буквально переворот в мировоззрении многих видных болгар того времени.
Под влиянием книг Венелина одесские торговцы-болгары Василий Априлов и Николай Палаузов открыли в Габрове первое светское училище, которое положило начало новоболгарскому образованию. Известный деятель болгарского просвещения Атанас Кипиловский писал, что книгу «Древние и нынешние болгаре» он перечитывает уже в шестой раз и что в его душе «разгорелся такой восторг, какой, смело могу сказать, можно испытать от книг только самого чтимого автора».
Ботю Петков, отец Христо Ботева, перевел в 1853 году на болгарский язык «Критические исследования об истории болгар», изданные в Москве болгарином И. Н. Денкоглу в 1849 году. В этом переводе труд Венелина ходил по Болгарии из рук в руки и служил для революционеров и просветителей в их деятельности мощным оружием.
Не могла не прийтись по душе Василу Левскому и сама судьба молодого русского ученого. Не признаваемый официальными инстанциями русской науки, Венелин, претерпевая тяжкие лишения, занимался полюбившимся ему трудом — славяноведением.
Известный историк М. П. Погодин, обращаясь к А. С. Пушкину с просьбой помочь Венелину, рассказывал, в каких условиях находился молодой ученый:
«Гос. Венелин (автор книги «Древние и нынешние болгаре») был послан от Академии Российской в Болгарию для исследований исторических и филологических. Полтора года он работал там среди чумы, холеры, горячки, лихорадки и варварства греческого, болгарского, волошского и иных, был болен, умирал. Привез добычу в Москву и занялся обрабатыванием, прося Российскую Академию чего-нибудь ежемесячно или ежегодно на хлеб, квас и сапоги.
Академия требовала собранных материалов немедленно. Венелин отвечал: «Я не могу прислать вам гиероглифов, а вот вам отрывок: болгарский глагол из составляемой грамматики и рассуждение о собственных именах. Дайте что-нибудь на пропитание». Опять тот же ответ. Венелин, наконец, оставаясь у меня на содержании, ибо негде ему было преклонить голову, кончил фолиант объяснений на болгарские грамоты с 14-го до 18-го века и послал оный вместе со снимками, собственноручно им сделанными на местах, паки и паки прося себе хлеба. И опять ничего.
Итого:
Спросите эти снимки в собрании, взгляните на них. Тогда вы почувствуете величие труда.
Потребуйте от Академии, и чтобы она назначила г. Венелину содержание, пока он трудится для Академии, начиная с ноября месяца 1831 года, с коего времени он живет в долг... Надо подкрепить, подбодрить этого человека, а он бывает в отчаянии...
Похлопочите же во имя божие для пользы общей.
Хлеба г. Венелину на два года — награду высочайшую.
Ваш М. П.
1833 г. Апрель 12».
Хлеба на два года как высочайшей награды! Вот чего просил профессор Погодин через Пушкина для российского ученого!
Не выдержав борьбы с академической рутиной, Юрий Венелин пал, скошенный туберкулезом, в 1839 году, когда ему было всего лишь 37 лет.
Одесские болгары поставили на его могиле в Даниловском монастыре, в Москве, памятник с надписью: «Напомнил свету о забытом, но некогда славном и могущественном племени болгар и пламенно желал видеть его возрождение».
Такая жизнь-подвиг не могла не привлечь внимания болгар, на себе познавших тяготы существования во власти всесильных и черствых господ.
