2 августа. Продолжается прекрасная погода, льдов не видно. «Лена» отделяется от остальных судов и не замечает флага, поднятого как условный знак, чтобы капитан ее прибыл на «Вегу» или по крайней мере приблизился со своим маленьким судном на такое расстояние, чтобы можно было переговариваться. Поэтому «Фразер» посылается за «Леной», которую к ночи и приводит.
3 августа. Утром капитан Иоганнесен прибыл на «Вегу». Я приказал ему взять на борт д-ра Альмквиста, лейтенанта Говгарда и поручика Нордквиста и подойти с ними к Белому острову, где им предоставлялось в продолжение 36 часов охотиться и знакомиться с населением, животными и растениями острова. Затем «Лена», если окажется возможным, должна пройти через пролив между Белым островом и Ямалом к гавани Диксона и встретиться там с тремя остальными судами. Альмквист, Нордквист и Говгард были уже готовы к путешествию, они тотчас же перешли на «Лену», которая сразу же вслед за тем, благодаря своей сильной по размерам судна машине, быстро удалилась от остальных судов.
В течение дня мы встретили много разбитого и изъеденного льда, который благодаря своему умеряющему действию на морское волнение был бы нам только полезен, если бы он не сопровождался своим обычным спутником – густым туманом, все же иногда рассеивавшимся. К вечеру открылся Белый остров. Этот остров представляется с моря в виде совершенно гладкой равнины, только немного возвышающейся над водой. Море около острова имеет равномерные глубины, но так мелко, что на расстоянии 20–30 километров от берега глубина составляет всего 7–9 метров. Капитан Шваненберг[176] сообщает, что с северной стороны острова глубина непосредственно у берега 3–4 метра. Такая картина, т. е. однообразная глубина, уже у берега достигающая 4–10 метров и затем только медленно увеличивающаяся и не изменяющаяся на громадной площади, очень обычное явление в арктических водах и зависит от выпахивающего действия льдов, наблюдающегося почти круглый год. Другое замечательное действие льда состоит в том, что все валуны, находящиеся в море вблизи берега, выталкиваются на сушу. Сам берег поэтому часто представляет (например, во многих местах в проливе Маточкин Шар) почти сплошной, тянущийся вдоль моря каменный вал, тогда как морское дно перед ним совершенно ровное и не имеет ни одного камня.
4 августа. Легкая качка дала утром знать, что море продолжает быть свободным от льдов, по крайней мере на значительном расстоянии с подветреной стороны. Уже вчера в воде уменьшилось содержание соли и увеличилось количество взвешенных частиц; теперь вода после фильтрования почти годится для питья. Она приняла желто-серый глинистый цвет и почти совсем не прозрачна, так что кажется, будто судно движется как бы по глинистому илу. Мы, по-видимому, находимся в области вод Оби и Енисея. Лед, среди которого мы вчера проходили, пригнало сюда, очевидно, из губ Оби, Енисея или Пясины. Поверхность его была грязная, а не чистая и белая, как у ледникового или морского льда, никогда не соприкасавшегося с землей или с мутной речной водой. После того как стаял снег, лед на больших реках часто бывает покрыт желтым слоем глины. Глина эта, очевидно, состоит из ила, который содержится в речной воде, и волнами выбрасывается на покрытый снегом лед. Снег на льду служит ситом и отделяет от воды ил, который после таяния снега может образовать даже и на морском льду слой грязи, содержащий остатки множества крошечных организмов, живущих исключительно в пресной воде.
5 августа. Продолжаем идти под парусами по Карскому морю, встречая временами отдельные плавучие льдины. Когда мы находились к северо-западу от Белого острова, лед совершенно исчез. В течение дня мы много раз имели всего 9-метровую глубину, что вследствие ровного дна все же не было опасно. Туман, волнение и не сильный, но довольно упорный противный ветер замедляли наше продвижение.
6 августа. В 3 часа утра показалась земля. В тумане мы прошли несколько в глубь Енисейского залива и были принуждены повернуть назад, чтобы выйти к месту нашего назначения – гавань Диксона. Верхушки мачт «Экспресса» виднелись над островами к северу, и скоро оба судна стали на якорь южнее острова, который мы приняли за остров Диксона; однако, когда через некоторое время к нам подошел «Фразер», оказалось, что наше предположение было неверно. Берег, виденный с нашей первой стоянки и принятый нами за берег материка, на самом деле оказался довольно большим островом, у которого и расположена сама гавань Диксона.
После посещения острова, на котором мы видели выводок куропаток и где д-р Чельман собрал на диоритовых скалах много видов растений, часть которых он раньше не встречал в арктических странах, мы снова подняли якорь, чтобы войти в самую гавань Диксона. Для исследования еще неизвестного фарватера вперед отправился капитан Паландер на паровой шлюпке. В пути он убил медведя – необычайно тучного большого самца. Как и у медведя, которого здесь же убил д-р Тель в 1875 году, у этого в брюхе были только мох и лишайники. Сомнительно, чтобы медведи в этих местах могли летом ловить тюленей, и вернее всего, что пища медведя в это время года растительная, к которой он, возможно, изредка добавляет случайно пойманного оленя. В 1875 году мы видели тут старого медведя-самца, который, по-видимому, миролюбиво пасся вместе с несколькими оленями, конечно, в надежде задрать которого-нибудь из них. Медведи, вероятно, очень обычное явление в этой части северного побережья Сибири, так как в течение немногих дней мы убили еще двух, причем оба были очень тучные.
Гавань, нанесенная теперь на карту лейтенанта Бове, открыта мною в 1875 году и названа гаванью Диксона. Это лучшая из всех известных гаваней на всем северном побережье Азии, и в будущем она, несомненно, получит большое значение для ввоза и вывоза товаров из Сибири. Она со всех сторон окружена скалистыми островами и потому совершенно защищена. Глинистый грунт представляет хорошую якорную стоянку. В гавань можно входить как с севера, так и с юго-запада; при входе все же нужно быть осторожным, так как могут попасться подводные камни, не обозначенные на карте, набросанной лейтенантом Бове с большой поспешностью. Содержание соли в воде, по-видимому, значительно меняется, смотря по времени года, и зависит также от приливов и отливов, но даже на поверхности вода никогда не бывает совершенно пресной. Поэтому ее только в крайних случаях можно употреблять для пищи. Две речки на материке, – одна впадающая в море севернее гавани, другая южнее, – в изобилии дают хорошую воду, если нельзя получить снеговую воду из снежных заносов, до поздней осени встречающихся близ гавани во многих местах в ложбинах береговых уступов.
При нашем прибытии мы увидели шесть диких оленей, пасущихся на острове; одного из них застрелил капитан Паландер, за другими охотились безуспешно. Кроме того, мы видели, как уже было сказано, нескольких медведей, а среди груд камней мы повсюду заметили множество следов пеструшек и песцов. Вообще же высшая животная жизнь представлена здесь бедно. Из птиц видны были только пуночки, во множестве высиживавшие яйца среди груд камней на материке и на островах, один выводок белых куропаток, множество песочников и плывунчиков, виды которых мы точнее не определяли, гаги, чистики и чайки-бургомистры в незначительном количестве, а морянки и нырки в несколько большем. «Пуховиков» здесь не встречается, так же как и колоний кайр, так как в этих местах нет отвесных прибрежных скал. В проливе Лена мы видели стаи рыб, и можно предположить, что рыбы здесь большое изобилие. Кроме того, в известное время года здесь в немалом количестве встречаются тюлени и белухи. На небольшом скалистом острове, близ северного входа в гавань, мы увидели разрушенную избу, служившую, вероятно, пристанищем зверобоям. Руины, если можно применить это слово к разваливавшейся деревянной хижине, были остатками строения, состоявшего из одной комнаты с печью и примыкающей к ней кладовой. Все это указывало на то, что хижина служила летним жилищем звероловов и рыбаков, приезжавших сюда только на время промысла из расположенных южнее, теперь также заброшенных зимовий.
Я уверен, что придет время, когда в гавани Диксона будет множество больших складов и домов, населенных круглый год. Теперь же местность совершенно пустынна вплоть до Гольчихи, несмотря на то что, судя по карте, некогда здесь стояло множество жилищ по берегам реки и моря от устья Енисея до Пясины.
Дома эти давно уже покинуты, главным образом вследствие упадка зверобойного промысла, но также, вероятно, и потому, что простые и невзыскательные нравы старины даже тут, на северном побережье Сибири, уступили место новым потребностям, которые было трудно удовлетворять в то время, когда пароходного сообщения на реке Енисее еще не существовало. Например, несколько десятилетий назад, когда еще по Енисею не было пароходного сообщения, зимовье, находившееся на восточном берегу этой реки под 72° 25’ сев. шир., было покинуто вследствие трудности доставки туда муки.
