Я поворачиваюсь к ребятам. Они без слов понимают, что надо делать. Сильные мужские руки осторожно снимают стонущего человека с крюка и укладывают на легкие военные носилки, стоявшие в углу. Валерка дает команду на выход, и в то же мгновение двое бойцов вталкивают в камеру испуганного человека с медицинским чемоданчиком в руке. Он с невероятным испугом смотрит на нас, повторяя:
– Я не пытал их, я не пытал их! Я только врач. Мне просто приказывали…
Я жестом показываю ему на человека на носилках. Врач базы склоняется над узником. Морпехи аккуратно протирают его тело влажными полотенцами. Медик трясущимися руками изо всех сил старается помочь нашим парням, бестолково суетится. И то и дело оглядывается на меня, надеясь своей активностью заслужить мою благосклонность. Он прекрасно чувствует, от кого исходит главная опасность.
Наконец спасенный нами пленник более или менее приведен в человеческий вид. Врач осматривает теперь уже пациента. Я приближаюсь и встаю у него за спиной и чуть сбоку. Человек жив, он дышит, но глаза остаются закрытыми. Врач открывает свой чемоданчик, быстро извлекает набор для инъекции и коробочку с несколькими ампулами. Набирает шприц. Старательно и аккуратно протирает место для укола на руке у пациента. Берет шприц. Я кладу руку ему на плечо. Врач испуганно оборачивается и, понимая, что от него требуется, кладет в протянутую мной ладонь пустую ампулу. Я изучаю название препарата и молча киваю ему. Укол вызывает на лице измученного человека гримасу страдания. Это неплохо – значит, он чувствует боль и должен скоро прийти в себя.
Проходит несколько томительных минут, и человек медленно открывает глаза, дыхание становится ровнее, глубже, кожа на щеках немного розовеет. Человек оглядывает нас, останавливается на мне, в его глазах появляется то изумленное выражение, которое хорошо знакомо каждому из нас и возникает при случайной встрече с приятелем, с которым расстался очень-очень давно.
– Ты меня слышишь, Боря? – обращаюсь я к нему.
– Да, слышу, – тихо, но внятно отвечает он и в доказательство чуть кивает головой.
– Это я, Иванов. Ты меня понял? – опять обращаюсь я к нему.
– Понял. Иванов. А где… – Закончить фразу ему не удается.
Горло его перехватывает спазм, по щекам струятся слезы. Он закрывает глаза и отворачивается к стене.
– Боря, сейчас главное, что ты жив. Остальное потом, – еле сдерживая себя, произношу я, не вполне понимая, кому адресована эта фраза, потому что мой друг детства опять отключился.
И вдруг замершее было время вновь пускается вскачь. Словно в ускоренной съемке, я хватаю за шиворот врача и волоку его к выходу. Ребята подхватывают носилки с Борисом, медицинский чемоданчик и спешат за мной наверх.
Кабинет начальника базы достаточно роскошно смотрится в этих трущобах, а после того, что мы увидели в подвале, выглядит просто кощунственно. Полковнику, он с напряженным видом сидит в кресле, немногим больше пятидесяти, он достаточно крепкого телосложения, с тяжеловатым, но волевым лицом негроидного типа. Несмотря на некоторую полноту, он кажется физически сильным человеком, а выражение лица говорит о надменном и властном характере.
Но сейчас он боится, он очень сильно боится, и я это прекрасно знаю и вижу. Он переводит взгляд на женщину, сидящую в углу на стуле. Это его жена. Она тоже офицер этой базы, хотя и одета в обычное платье. Их испуганные лица и распростертое на полу тело помощника начальника базы с пулевым отверстием точно по центру лобной кости и рукой на так и не выхваченном из кобуры пистолете красноречиво говорят о том, что здесь произошло.
Я пинком загоняю врача в свободный угол комнаты и падаю в высокое кресло напротив полковника. Одним резким движением сметаю на пол папки, бумаги, компьютер – словом, все, что находится у него на столе. Останавливаю взгляд на покрытом бисеринками пота черном лице начальника базы.
– Я только выполнял приказы начальства, – скороговоркой произносит полковник. – Не убивайте жену! Она не виновата ни в чем. Пожалуйста…
Невидимая пружина гнева подбрасывает меня на ноги. Все, что происходит, я вижу словно бы со стороны. Издаю звериный рык и ребром правой руки бью полковника в голову, но не в висок, а в ухо. Раздается хруст, начальник базы, издав какой-то хрюкающий звук, падает со своего кресла на пол и воет, держась двумя руками за голову. Меж пальцев правой руки сочится кровь. Через несколько минут он приподнимается на полу и ошалело смотрит на меня.
– А где его жена и второй парень? – спрашиваю я, показывая вниз.
– Мне просто приказали. Поймите, я не мог не выполнить приказ.
– Где еще два человека? – ору я, хотя прекрасно знаю, что их уже давно нет на этом свете.
– Их ликвидировали. Одного месяц назад. А женщину десять дней назад, – теперь уже очень тихо, но вполне внятно говорит полковник, опустив голову.
– Эта женщина была женой моего друга. Тогда ты, мразь, о своей жене не подумал? – зло кричу я этому живому покойнику.
– Пощадите жену, – с воем падая на колени, просит полковник. – Это доктор резал их на куски. Он у нас мастер на такие дела. Все в этих досье… – Полковник поднимает с пола одну из сброшенных мной на пол папок и дрожащими руками протягивает мне.
Я открываю эти чудовищные документы, бегло просматриваю страницы. Хочется орать и крушить все вокруг. Бешенство просто переполняет меня. Я бросаю быстрый взгляд на врача. Доктор еще больше вжимается в стену, переводя испуганный взгляд с меня на мрачных, как ангелы смерти, парней. Он даже не знает, как реагировать на сказанное. Я ненавистью смотрю на жену полковника. Женщина в ужасе и на грани обморока. Обращаюсь к ней:
– Мадам, а вы не думали, что подобное обращение с людьми противоречит Женевской конвенции?
Или вы сами забыли, что являетесь офицером в звании капитана?
Она вся дрожит и умоляюще смотрит то на меня, то на ребят, то на своего мужа. Женщина силится что-то произнести, но чудовищный стресс лишает ее возможности мне ответить. Она закрывает лицо ладонями и содрогается в рыданиях, сопровождаемых криком и потоками слез. Дальше спрашивать бесполезно – у нее истерика. Сзади приближается Валерка.
– Все чисто. Надо быстрее уходить. Транспорт внизу готов.
– Оставь моих архангелов. Мы скоро.
– Добро! – привычно рапортует кап-три и со своими ребятами покидает кабинет.
Звериное чувство мести постепенно овладевает мной и заставляет действовать жестоко, быстро и хладнокровно…
Машины колонной покидают территорию базы. Вся операция захвата заняла всего несколько минут, и еще около получаса понадобилось, чтобы уничтожить саму базу со всем ее военным контингентом. Перед глазами стоят лица начальника базы, его жены и доктора. Думал ли кто-то из них, издеваясь над нашими товарищами, что этот бумеранг жестокости когда-нибудь к ним вернется? Думаю, вряд ли. Мне не жаль их. Но ни жены Бориса, ни второго парня уже не вернуть, как не отмолить никакими молитвами те муки, которым их подвергли.
