Еще в первых числах января 1932 года Одзаки сообщил Зорге о предполагаемой высадке японских войск в Шанхае. Воодушевленные успехами в Маньчжурии милитаристы обнаглели, их не пугали американские и английские крейсеры и канонерки.
Одзаки был печален.
– Будут новые жертвы, – сказал он. – Во имя чего? Я готов рвать на себе волосы от собственного бессилия, мой голос тонет в злобных выкриках воинственных генералов и адмиралов. Но я должен драться, обязан драться. Может быть, мои приемы борьбы несовершенны, прямолинейны? Укажите мне путь, и я приму его безоговорочно, так как верю вам…
Зорге понимал, о чем говорит его друг, но не совсем был с ним согласен: дело в том, что голос Одзаки звучал в Шанхае очень громко. В прогрессивных шанхайских газетах все чаще и чаще появлялись статьи некоего Сиракава Дзиро. Сиракава клеймил японских оккупантов, раскрывая закулисную сторону дела, требовал международного суда над поджигателями новой японо-китайской войны. Тайная японская агентура сбивалась с ног, пытаясь установить личность Сиракава Дзиро. Этот Сиракава обладал дьявольской проницательностью: он заранее знал о намерениях японского командования, называл сроки вторжения в Шанхай, расписывал зверства оккупантов в Маньчжурии. Под псевдонимом скрывался Одзаки, и это знал Рихард.
Когда 28 января 1932 года японские захватчики начали операции по овладению Шанхаем, Одзаки, теперь уже не скрываясь под псевдонимом, отправил гневную статью-протест в свою газету «Осака Асахи». Газетные воротилы из правления «Асахи» всполошились. В то время, когда доблестная японская армия… Отозвать, немедленно отозвать из Китая мятежного корреспондента! Еще пылал под ударами авиации Чапэй, еще гремела артиллерия, еще героически дрались на баррикадах рабочие, а Ходзуми вынужден был укладывать чемоданы. «Осака Асахи» шла на жертвы: в самый ответственный момент отозвать корреспондента!.. А кто же будет описывать подвиги солдат Ямато? Но лучше остаться без информации, чем получать такое…
Зорге предложил ему порвать с газетой и остаться в Шанхае. Одзаки отрицательно покачал головой.
– Рано или поздно я все равно должен вернуться на родину. Кто знает, может быть, там я смогу сделать больше для нашего общего дела? Приезжайте в Японию. Вот вам моя рука на вечную верность. Вдвоем мы могли бы перевернуть мир…
В конце февраля он уехал. Последние его слова Зорге воспринял символически. «Приезжайте в Японию…»
Разве оба они могли предполагать, что через полтора года Зорге приедет в Японию и снова состоится встреча. Встреча, которая свяжет их до последнего дня жизни.
В правлении «Асахи» Одзаки объявили выговор и даже хотели уволить. Но так как корреспондент оказался прав в своих прогнозах – японская интервенция в Шанхае особого успеха не имела и обошлась дорого, – то его оставили. Он знал Китай и мог еще пригодиться. Позже Зорге скажет:
«Его отъезд из Шанхая был тяжелой утратой для меня и для нашей организации».
Весной 1933 года Рихард выехал из Китая, и Макс не встречался с ним до 1935 года.
Вскоре и Макс получил приказание ликвидировать радиосвязь и вернуться в Советский Союз. Почему вдруг Центр решил свернуть информационную сеть в Китае? На то были свои веские причины.
Дело в том, что Советское правительство, руководствуясь неизменно дружественной политикой по отношению к китайскому народу, в декабре 1932 года восстано- вило дипломатические отношения с Китаем. Организация Зорге свою задачу выполнила.
По версии, Макс якобы возвращался в Германию. У Анны не было заграничного паспорта, и она не могла ехать с мужем. Вот тут-то и пригодилось знакомство с германским генеральным консулом Тикесом, с которым Макс так часто играл в скат в мукденском немецком клубе. Тикес, конечно, в восторг не пришел, когда узнал, что у жены его друга-коммерсанта нет паспорта. Но дружба есть дружба, и Тикес написал рекомендательное письмо генеральному консулу в Харбине.
После долгих проволочек паспорт выдали.
И вот Советский Союз!.. Москва…
Анне показалось, будто она каким-то чудом выбралась из бездны.
…Зорге, вернувшись в Советский Союз, тоже ощутил нечто подобное. Он был дома! Поселился в гостинице и с головой ушел в работу. Нужно реализовать научные материалы о Китае. Нужна книга. И он с упоением диктует машинистке первые страницы этой книги.
Эта машинистка Лотта Бранн вспоминает: «Он жил в гостинице «Новая Московская», которая сейчас называется «Бухарест». Ика писал тогда книгу о Китае, которую он мне диктовал на машинку по-немецки. Я знаю только, что это было в 1933 году, точно в какое именно время, не помню. Ика был очень интересный человек, высокий, темный, с характерными чертами лица. Он был всегда оживлен, но в то же время спокоен, он был средоточие силы, в нем было что-то очень привлекательное. Ко всему прочему он был очень обаятельным.
В Москве он был весел, видимо, потому, что спало напряжение».
А по вечерам встречи с Катей. Иногда прогулки за город. Будто и не разлучались вовсе! И наконец, семья. Вот теперь Рихард мог сказать мгновению: остановись!
Но он так и но успел написать книгу о Китае. А его семейное счастье продолжалось всего три месяца!..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОЕДИНОК С "ТРЕТЬИМ РЕЙХОМ". НАЧАЛО ОПЕРАЦИИ «РАМЗАЙ»
В Токио в германском посольстве царил переполох: всего несколько месяцев назад президент Германии Гинденбург назначил рейхсканцлером Гитлера – «богемского ефрейтора», «маляра из Браунау», человека с весьма сомнительным прошлым, который до весны 1932 года не был даже немецким гражданином. Веймарская республика пала, к власти пришли наци. Вести приходили чудовищные: поджог рейхстага; в тюрьмы и концентрационные лагеря брошено почти семьдесят тысяч граждан; Гитлер наделен чрезвычайными полномочиями; все партии, кроме национал-социалистской, запрещены…
Можно было подумать, что там, в Берлине, все сошли с ума. События развивались с ужасающей стремительностью. На приеме, организованном для аккредитованных в Германии американских и английских журналистов, Гитлер открыто заявил, что между коммунизмом и Германией не может быть компромисса и что Германия будет целиком занята поисками «жизненного пространства» па востоке Европы. Розенберг помчался в
Лондон и на интимном обеде, устроенном в его честь консерваторами, изложил план «уничтожения большевиков с полного одобрения и по поручению Европы».
Больше всего сотрудников посольства встревожили слова Геринга, заявившего не так давно в прусском ландтаге: «Кто завоевал должности, тот и будет ими владеть!» Сказано прямолинейно. Распространяется ли заявление на чиновников министерства иностранных дел? Каждый беспокоился лично за себя, за свое местечко. Над Токио дрожит синее-синее небо, курортный сезон в разгаре; в воскресные дни почти вся немецкая колония выезжает на фешенебельный морской курорт Камакуру. И даже как-то не верится, что там, в фатерланде… Напрасно посол доктор Герберт фон Дирксен старался успокоить приунывших чиновников. Никто не чувствовал твердой почвы под ногами. Даже сам фон Дирксен.
