Начальник дивизии был сосредоточен и очень в то же время обходителен. Участливое наше отношение к его дивизии, лишенное всяких официальностей, переносило его, по-видимому, в тот мир, где он привык жить до войны и от которого отрезан с начала её. Говорили о мобилизации промышленности на нужды войны. Он сам когда-то стоял во главе военного завода, изготовляющего снаряды. На мои сомнения, что удастся что-либо больше сделать в достаточное скорое время, он заметил: «Конечно, надо было взяться за ум с самого начала войны, но всё же и теперь еще дело не упущено». Он очень надеется на то, что мы германцев перед Люблиным задержим. Он прошлой осенью участвовал в боях в этой местности и находит, что преимущества будут здесь на нашей стороне.
После ухода 27 дивизии – фронт против Людвинова от Жельства на северо-восток заняла бригада 3 Сибирского корпуса – полки 26 и 27. Наша 53 дивизия переменила свое расположение и заняла часть окопов 27-й. Теперь она стоит от озера Рауданис до Жельства. Дальше на Юго-запад стал 2-й корпус, сначала 43-я, потом (еще западнее) 26-я дивизия. Ближайший соседний к нам полк 43-й дивизии имеет штаб свой в столь знакомой нам Рудке. Штаб 53 дивизии занял место штаба ушедшей 27-й. В корпусе нашем осталась всего одна дивизия с прикомандированной бригадой сибиряков. Штаб корпуса остался в Симно. Мы сохранили свое расположение в Шестакове – Погрантышках – Новине. Пришлось только реорганизовать одну летучку, именно «Б». До сих пор обе играли роль дивизионных лазаретов, «А» – при 53-й дивизии, «Б» – при 27-й. Теперь обе оказались в районе 53-й дивизии, и какой-нибудь одной из них нужно было остаться в роли дивизионного лазарета. Я, конечно, без колебаний остановился на «А». Летучку «Б» преобразили в транспортный отряд. Полетаеву и Минзанову взяли в лазарет в Шостаково. Начальником транспорта назначил я Белавина.
Всё это отвечало давнишним желаниям всего персонала летучки. Полетаева – хорошая женщина, но в высокой мере бестактная, и, говоря прямо, она не была на месте. Молодежь наша в ней очень ошиблась. Сначала, доро́гой, многие желали быть непременно в её летучке, не попавшие туда старались склонить меня всяческими и просьбами и доводами переменить распределение. Я очень рад, что не пошел ни на какие уступки и оставил то распределение, которое сам наметил. Я оказался лучшим психологом, чем наши молодые люди. Я дал в летучку «Б» наиболее устойчивых, спокойных, положительных людей, опасаясь именно, что с Полетаевой могут выходить шероховатости. Этим я шероховатостей не устранил, но всё же, благодаря особому подбору, эти недоразумения не разрослись до крупного скандала. Теперь же, когда явилась возможность сделать перемены, естественно, что с трудом переносивший создавшееся положение персонал летучки ждал, что его освободят от неудачного начальника. Сама Полетаева надулась, заявила, что нигде, кроме летучки, работать не согласна, но едва ли на самом деле уйдет. Если решит уйти, я её задерживать не стану.
П. В. Кожеуров – незаменимый человек в отряде. Тихо и незаметно он умеет делать очень много и воспользоваться всем, что под руки попадает. В Шестакове он оборудовал баню и прачечную с гелиосом, а его помощник, милейший из студентов – техник Волков, открыл при ней чайную. И заведение это стяжало отряду славу по всей дивизии. Несмотря на лето, баней и переменой белья солдаты очень дорожат. Они приходят сюда эшелонами по очереди, и баня работает целый день. Интересную картину являют развалины, в которых сделана баня, когда они бывают окружены толпой голых солдат, ждущих удовольствия попариться или уже отдыхающих и прохлаждающихся на воле после этого удовольствия. Но кроме Шестакова мы завели баню, прачечную, дезинфекцию и обмен белья в Жельстве, очень близко от окопов, уже нарочно для солдат, находящихся на позициях. Под баню заняли мы покинутую халупу на берегу реки Шушун, расположенную довольно живописно и хорошо защищенную от выстрелов бугром. Там моются около 100 человек в день. Стиральная машина самодельная – из бочки из-под бензина. Гелиос сложен на месте печником под руководством Кожеурова. Он сделал на бумажке надпись: «Бесплатная баня В. С. Г.[48] Бурятского отряда». «На ст. Шестаково имеются две бани: для офицеров и для нижних чинов». Листок сдуло ветром, но солдаты сами восстановили объявление: «В Шестаково две бани: для офицеров и нижних чинов увсегда». Увидевший эту безграмотность Беллавин хотел снять объявление, но я просил не срывать – оно характерно и свидетельствует собой, что баню ценят увсегда.
Новостей у нас никаких нет. Вот самые последние.
Для рытья окопов здесь мы прибегаем к труду пленных австрийцев.
Здесь схватили германскую собаку, приученную будто бы перекусывать телефонные провода.
Германский аэроплан сел в нашем расположении, и летчик взят в плен.
Здесь взяли в плен австрийца, он утверждает, что будто бы много австрийских войск переведено на этот фронт.
Последние дни пасмурно и дождливо.
Панарин устроил подвижную чайную и вчера дежурил на шоссе.
Я уже упоминал, что наши студенты устроили подвижную чайную летучку. По мысли их, эта чайная должна выезжать туда, где предвидится скопление временное проходящих на окопы и с окопов солдат. Чай, хлеб и сахар, конечно, отпускаются солдатам бесплатно. У нас не было снаряжений для этого, но постепенно всё набралось. Кружки, чайники и кипятильники привез из Варшавы Укше. Бочку-водовозку дали отрядную. Из купленных Перфильевым для отряда здесь лошадей и арб (мы понемногу покупаем для увеличения перевозочных средств) Панарин выпросил пару лошадей и арбу для чайной и ловко приспособил её для этих надобностей. Сережа с Рудинским купили в Гродно корзины под хлеб. Маленькую палатку сделали из брезента сами студенты при помощи Вандинова. Для обслуживания чайной установлена очередь – дежурство, и весь мужской персонал, кроме врачей и помощников их, записался. Больше всего хлопотал Панарин. Он же и выехал первым. В общих чертах место было выбрано мною и Панариным раньше. В конце дня я всё же решил при деловых разъездах верхом наведать чайную и посмотреть, как всё устроилось. На повороте шоссе, на довольно возвышенном месте, стоит халупа, нами намеченная, в которой раньше помещалось 7 семей беженцев и о которой я, помнится, уже упоминал (в Пагрантышках). Теперь все население отсюда выселено, что, впрочем, не мешает коренным владельцам всё же держаться во дворе своем. Они перебрались из халупы в амбарчик или сарайчик какой-то и считают, что «выселились». Их не тревожат. Халупа маленькая, темная, грязная, но располагать в ней чайную и не предполагалось, а на неё рассчитывали для помещения кучеров, размещения во дворе её лошадей и, наконец, как на крайнее убежище в случае проливного дождя, который, конечно, выгонит нас из палатки.
